Гарднер Дозуа - Утреннее дитя
Вильямс глубоко вздохнул, встал и бросил в кипяток две горсти сосновой хвои для чая. Он помог Джону улечься на его соломенной постели, поддерживая его, почти неся на себе - это было нетрудно: Джон весь сморщился и стал исключительно легким, так, словно вместо мяса и костей он был набит тряпками, ватой и сухими палками. Он уложил Джона, и несмотря на то, что вечер был достаточно теплым, завернул его в одеяло, и попытался залить в него немного чая.
Джон выпил две полных кружки, затем его пальцы ослабли и он не мог больше держать не только чашку, но даже свою собственную голову. Пустые, невидящие глаза Джона сверкали, его лицо стало похоже на покрытый землистого цвета пятнами череп, плотно обтянутый кожей.
Руки бесцельно блуждали под одеялом, они были похожи на руки мумии. Голубые вены просвечивали сквозь прозрачную, как пергамент кожу.
* * *
Когда вечер перешел в ночь, Джон начал волноваться и бессвязно завывать, поворачивая свое слепое лицо в обе стороны, бормоча сдавленным голосом отдельные куски слов и фраз, поднимаясь до странного булькающего крика, совсем лишенного слов, в котором было только смущение, неистовство и боль. Вильямс сидел рядом с ним и своими трясущимися руками терпеливо вытирал пот с его разгоряченного лба.
- Спи, - успокаивающим тоном сказал Вильямс. Из глубины легких Джона вырвался последний глухой стон. - Спи. Завтра мы снова пойдем к дому. Тебе же это нравится, да? А теперь спи, спи.
Наконец Джон затих, его глаза медленно закрылись, дыхание стало глубоким и ровным.
Вильямс терпеливо сидел рядом, держа руку у него на плече. Волосы Джона начали расти, морщины на его лице выравнивались - он возвращался в детство.
И когда Вильямс убедился, что Джон заснул, он поплотнее завернул его в одеяло и сказал: "Спи спокойно, отец", а затем зарыдал, медленно, беззвучно и страстно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});