Станислав Лем - Эдип

Коулмэн отвечал, стараясь одновременно - но тщетно! - побороть легкую хрипотцу (минус одно очко).

- Читаешь ли газеты?

- Да.

- Любишь танцевать?

- Да.

- Держишь дома фотографии кинозвезд?

- Да.

- Есть ли у тебя фотографии людей с бородами?

- Нет.

- О чем ты говоришь с молодыми девушками?

- О веселых фильмах.

- Любишь ли серьезную музыку?

- Нет.

- Любишь ли джаз?

- Да.

- Много ли думаешь?

- Нет.

- Бывают ли у тебя сны, в которых фигурируют в основном нервные люди?

- Нет. Мне вообще ничего не снится.

- Что ты любишь делать больше всего?

- Делать бизнес.

До сих пор все шло великолепно. Профессор успокоился и находил даже определенное удовлетворение в этом молниеносном состязании. Незаметная саркастическая усмешка искривила его губы, ибо он, разумеется, и не помышлял отвечать согласно с истиной: ведь он великолепно помнил, какие ответы оцениваются наивысшим баллом, и именно эти ответы он бросал с холодной решительностью, но не очень поспешно, потому что при окончательном подсчете результатов имело значение и время реакции на вопрос. Внезапно быстрый обмен ответами и вопросами был прерван:

- Где был 27 января 1953 года в 23:35?

Коулмэн начал рыться поспешно в памяти, но никак не мог ничего припомнить.

- Я... я... взгляну в календарь... - пробормотал он, стараясь добраться до жилетного кармана, но покрытый резиной стальной держатель мягко, но непреклонно помешал ему в этом.

- Говори, где был 27 января 1953 в 23:35? - повторила машина низким голосом, в котором как будто зазвучала металлическая нота.

- Был... я... я не помню... Это было... - почти выкрикнул профессор.

- Это было вчера. Ты что, рассеянный?

- Нет!

- Что ты делал 27 января 1953 года в 23:35?

- Читал доклад... доклад на конференции электроников...

- Не выкручивайся! - басом прогудела машина, и Коулмэн покрылся гусиной кожей. - В 23:35 доклад давно уже был окончен. Ты разговаривал в курительной с несколькими людьми. Кто были эти люди?

- Э... коллеги... инженеры... ученые...

- Не выкручивайся. Кто они с точки зрения политической? Это были красные?

- Нет!!!

- Откуда ты знаешь, что нет?

Коулмэн молчал.

- Не знаешь, а говоришь, что нет! Значит, лжешь. Получаешь предупреждение. В следующий раз будешь наказан. О чем вы говорили?

- О тебе.

- Не выкручивайся. Что это такое - "о тебе"? О каком "тебе"? Говори иначе наказание.

- Боже мой, - простонал Коулмэн ("Минус шесть очков", - промелькнуло у него в уме: обращение к богу указывает на страх, возникающий при нечистой совести). - Говорили об ЭДИПе, то есть о тебе... о машине для допроса, для проверки лояльности...

- По какому праву ты говорил о государственных тайнах?

- Но ведь... но ведь это я тебя создал... я тебя сконструировал!.. - в отчаянии воскликнул Коулмэн, сознавая в то же время, что машина не поймет этих слов.

- Ты произносишь фразы, лишенные смысла. Не выкручивайся. О чем говорил в 23:35?

- Но я ведь сказал - о тебе!

- О чем еще?

- Больше ни о чем. Ой!!! - вскрикнул Коулмэн, стараясь вскочить, потому что в эту секунду удар электрического тока прожег его от пальцев ног до бедра. Но мягкие лапы держателей энергично прижали его к креслу.

- Видишь, как плохо лгать? - отеческим тоном сказал микрофон. - Говори правду, иначе будешь наказан. О чем ты говорил с этими людьми 23 января 1953 года в 23:35?

- Не... не помню... - еще выговорил Коулмэн.

- Почему не помнишь? Ты умственно больной?

- Нет! Нет! Просто... просто это была товарищеская беседа, мы говорили... так, без всякой связи... о разных вещах... пили вино...

- Ты хочешь этим сказать, что ты был пьян и поэтому ничего не помнишь?

"Опьянение - минус семь очков!" - молнией сверкнуло в памяти Коулмэна, и он растерянно воскликнул:

- Я не был пьян!!!

- Почему же не помнишь?

- У меня болит голова... Я не могу собраться с мыслями...

- Несобранность - это значит рассеянность, не так ли?

- Ну да, но я... Он!!!

- Не лги, - сказал микрофон. - Видишь, как плохо лгать? Только что ты сказал, что совсем не рассеянный. Ты говорил этим людям, что нужно ликвидировать ФБР. Признаешься?

- Я говорил... но... не в подрывном смысле... наоборот...

- Что значит "наоборот"?

- Я говорил, что если ввести повсеместно машины для проверки лояльности, то не нужны будут люди для допросов, значит, ФБР не... того... не совсем... не будет так уж необходимо...

- Значит, ты говорил, что ФБР не будет "так необходимо"? Почему не будет необходимо? Может быть, потому, что изменится строй?

- Нет! Нет! Строй не изменится!

- Ах, не изменится... - почти ласково проговорила машина и внезапно: Любишь птиц?

- Нет! - крикнул Коулмэн.

- Любишь голубой цвет?

- Нет!

- Любишь голубей?

- Нет! Я не терплю голубей!!! - заверещал ученый. Он потел все отчаянней, становился все более мокрым. Испаряющийся пот попадал в чувствительные гидрометры, за это полагались штрафные очки.

- Ты говорил, что нужно ликвидировать ФБР?

- Я говорил в хорошем смысле! Я лояльно говорил!

- Не выкручивайся. Отвечай точно на вопрос: говорил, что нужно ликвидировать ФБР или нет?

- Я не хотел... Ай!!!

- Перестань лгать. А что ты имел в виду, когда говорил: "Новый способ определения справедливости станет достоянием американского общества".

- Это мог только этот скотина кельнер!!! - завопил Коулмэн, дрожа от отчаяния и злости. Специальные устройства под креслом непрерывно регистрировали эту дрожь, добавляя за нее все новые штрафные очки.

- Почему бросаешь тень на лояльного обывателя? Заботься лучше о себе, правдиво отвечая на вопросы. Какой это должен быть новый способ?

- Я имел в виду автоматизированный... - начал Коулмэн, но, сообразив, что машина этого не поймет, ибо среди сформулированных для нее понятий ничего не было об автоматической Фемиде, поспешно поправился: - Я имел в виду всеобщую, американскую, демократическую справедливость...

- А почему ты противопоставляешь будущее настоящему? Разве теперь у нас нет всеобщей, американской, демократической справедливости?

- Есть! Есть!!

- А что же должно быть в будущем?

- Не знаю! Будет то, что есть! Нет, будет то, что сочтет нужным наше дорогое правительство и уважаемые тресты и монополии!

- А почему, говоря это, ты дрожишь и потеешь?

- Тут очень жарко... - простонал Коулмэн. В ту же секунду щелкнул выключатель и с потолка на него обрушилась струя холодного как лед, воздуха. Он застучал зубами.

"Спасите!" - хотелось ему закричать, но он только тщетно извивался в стальном объятии держателей. В это мгновение он вспомнил о контакте 67 Альфа. Если попробовать осторожненько нагнуться, просунуться под переднюю стенку машины - может быть, ему посчастливилось бы вытащить этот контакт из гнезда и вставить наоборот... Тогда все минусы будут пересчитаны на плюсы...