Илья Варшавский - Душа напрокат

Тетерин устало махнул рукой.

- Вот мы с вами говорили о перестройке души писателя, вернее, об использовании ее скрытых резервов. Играть на тайных струнах души. Как это верно сказано! К сожалению, не каждому дано. Иногда нужны внешние факторы. Разве вы не замечали, что иногда какая-нибудь мелодия рождает в вашей душе дремавшие ранее чувства!

- Не знаю. Я вообще плохо воспринимаю музыку.

- Тем лучше! Значит, у вас это в большей степени, чем у людей музыкальных, компенсировано повышенным восприятием запахов.

- Ну и что?

- Дело в том, что запахи обладают тем же психологическим воздействием, что и музыка. Запахи способны вызывать грусть, радость, веселье, а в определенных сочетаниях и более сложные эмоции. Это было хорошо известно жрецам Древнего Египта. Они владели секретом благовоний религиозного экстаза, страха, жертвенного порыва у других. Я проанализировал душевный настрой основных литературных героев и составил смеси ароматических веществ, способных создать соответствующий комплекс эмоций. Вот, полюбуйтесь! - Лангбард открыл саквояжик и извлек оттуда несколько аптечных пузырьков. - Вот мы с вами говорили о Шекспире. Благоволите обратить внимание на этикетки. Король Лир, Гамлет, Отелло и другие. Пожалуйста, понюхайте - и вы придете в душевное состояние одного из этих героев. Ловко?

- Чепуха! - сказал Тетерин. - Даже если бы это было и так, в чем я, по правде сказать, сомневаюсь, то ведь все это уже сделано постфактум. Не стану же я заново писать "Отелло". А если бы и захотел, то мне пришлось бы нюхать то флакон с Яго, то с Дездемоной, то еще бог знает с кем. А если диалог? Что ж, нюхать все попеременно? Нет, ваша идея непрактична, да и ненова. Всегда находились люди, прибегавшие в процессе творчества к наркотикам, и кончалось это обычно плохо. Вот, например...

- Подождите! - перебил Лангбард. - Будем остерегаться поспешных суждений. Всякая идея проверяется практикой. Не так ли?

- Допустим.

- Вот отрывок из вашей повести "На заре". - Он вынул из кармана несколько листов, написанных на машинке. - Вы помните, сцена объяснения Рубцова с женой. Там, где она говорит ему, что уходит к другому. Ситуация, прямо скажем, не блещущая новизной.

Тетерин нахмурился.

- Вы все время пытаетесь меня уколоть. Ну хорошо, я не гений. А известно ли вам, что вашего любимого Шекспира, после которого, как утверждают, не осталось ни одной неиспользованной темы, тоже упрекали в заимствовании чужих сюжетов. Что же поделаешь, если любовный треугольник во все времена был главенствующим конфликтом в литературе? Такова сама жизнь. А то, что не каждому удается написать "Анну Каренину"...

- Вздор! - перебил Лангбард, - Тема, сюжет, все это - средства, а не цель. Я говорю не о том, что вы невольно использовали сюжет "Анны Карениной", а о том, что не смогли создать равноценную душу своей героине.

- Ну, не смог, и что?

- А то, что вам нужно было взять ее напрокат.

- И написать новую "Анну Каренину"?

- Ни в коем случае! Смотрите, что я сделал с вашей повестью. Я столкнул в этом конфликте две души, или, выражаясь вашим языком, два характера: Анны Карениной и Ивана Карамазова.

- Короче, создали гибрид Толстого с Достоевским?

- Нет, создал нового Тетерина. Ни Толстому, ни Достоевскому это было бы не под силу. Слишком разные они люди. А я взял вашу писанину, сначала привел себя в душевное состояние Анны, выправил часть текста, а затем проделал то же, но уже как Карамазов.

- Н-да... - сказал Тетерин. - С таким видом плагиата мне еще не приходилось сталкиваться. Вы или сумасшедший, или...

- Воздержитесь от суждений, пока не прочтете. Что же касается плагиата, то это - благороднейшая его разновидность. Во всяком случае, при этом вы создаете совершенно новое произведение, к тому же высокохудожественное.

- Интересно! - Тетерин взял рукопись и открыл ее на первой странице.

- Нет-нет! - вскричал Лангбард. - Прочтете наедине. Может быть, сначала трудно будет свыкнуться, придется читать несколько раз. Я все оставлю, и бутылочки и рукопись. Тут, в углу, записан мой телефон. Позвоните мне, и мы снова встретимся. А пока, - он встал и снова шаркнул ножкой, - желаю вам плодотворных раздумий!

Вначале Тетерину все это показалось галиматьей. С каким-то злобным удовольствием он подчеркивал красным карандашом стилистические огрехи. Однако по мере того, как он вчитывался в стремительно несущиеся фразы, лицо его становилось все более озабоченным. Оборванные монологи, многократно повторяющиеся слова, спотыкающаяся речь несли в себе удивительную силу чувств. Так писать мог только настоящий мастер. Вновь и вновь перелистывал он страницы и каждый раз обнаруживал что-то новое, ускользнувшее в предыдущем чтении. До чего же все это было непохоже на его собственную прилизанную прозу!

Весь вечер ходил он растерянный по комнате, то беря один из пузырьков с твердым намерением тотчас же испробовать действие этого дьявольского зелья, то в каком-то суеверном страхе ставя его опять на место.

Под конец, совершенно измученный, он лег спать в кабинете, решив оставить все на завтра.

Смерть Тетерина вызвала много неправдоподобных слухов. Говорили, он был найден утром на диване с перекушенным горлом. У изголовья лежала его любимая собака, облизывающая окровавленные лапы. Рядом с ней, на полу, в луже остро пахнущей жидкости валялся треснувший пузырек с надписью: "Леди Макбет".

- ...Нет-нет! Такое и представить себе нельзя, так и с ума сойти недолго! - Как все нервные люди, Тетерин страдал гипертрофированным воображением - свойством, по его мнению, для писателя совершенно излишним.

Отправив пузырьки в мусоропровод, он помедлил немного, затем изорвал в клочки творение Лангбарда и отправил его туда же, почувствовав при этом удивительное облегчение.

Рождение нового Тетерина не состоялось. Что же касается его последней книги, то вышла она вовремя и, как всегда, была тепло встречена критикой.