Рэй Брэдбери - Капелька нетерпимости

— У меня что, прыщ на подбородке? — не выдержала Алиса Хьюз. — Что вы оба на меня так уставились?

И тут старик вдруг зашелся в рыданиях, повергнув ее в шок. Казалось, он не в силах остановиться, и в конце концов она, обогнув стол, тронула его за плечо.

— Простите меня, — всхлипнул старик. — Просто вы такая красивая! Пожалуйста, сядьте. И простите меня…

Они справились с десертом, и Джонатан Хьюз, подчеркнуто бережно отложив вилку и отерев рот салфеткой, воскликнул:

— Ужин был потрясающий! Дорогая жена, я люблю тебя!

Он поцеловал ее в щеку, подумал чуть-чуть и поцеловал снова, теперь уже в губы.

— Видите, — обратился он к старику, — я очень-очень люблю свою жену…

Старик кивнул и ответил как-то рассеянно:

— Да, да, разумеется, я помню…

— Что вы помните? — воскликнула Алиса в полном недоумении.

— У меня тост! — провозгласил Джонатан Хьюз. — За прекрасную жену, за счастливое будущее!

Засмеявшись, Алиса подняла свой бокал. Потом осмотрелась и спросила:

— Мистер Уэлдон, а вы почему не пьете?..

На пороге гостиной старик странным образом замер. Подумав, обратился к молодому:

— Следи за мной. — Он двинулся по комнате закрыв глаза, но совершенно уверенно. — Здесь коллекция курительных трубок, а здесь книги. На третьей полке сверху — «Машина времени» Герберта Уэллса. Вот уж сюжет, самый подходящий к случаю. А здесь любимое кресло, и я сейчас в него сяду…

Он действительно сел и открыл глаза. Джонатан Хьюз спросил от двери:

— Плакать больше не будешь?

— Нет. Слезами тут не поможешь.

Из кухни доносилось звяканье посуды в раковине, затем женщина принялась напевать что-то себе под нос. Мужчины повернулись на звук.

— Неужели, — тихо воскликнул Джонатан Хьюз, — я в один прекрасный день возненавижу ее? И захочу убить?

— Это кажется немыслимым, не правда ли? Я наблюдал за ней целый час и не нашел ровным счетом ничего, никаких недостатков. Ни следа, ни намека. Хоть бы одна неудачная фраза или интонация, хоть бы вильнула бедрами или волосы растрепались. Ничего! Я наблюдал и за тобой, мучаясь вопросом, не ты ли сам виноват в том, что она изменилась, не мы ли с тобой…

— И что?

Молодой налил хереса себе и гостю, вручил ему бокал.

— Пьешь ты слишком много, — ответил старик, — вот, пожалуй, и все.

Джонатан Хьюз мгновенно опустил бокал, даже не пригубив.

— Что еще?

— Я, наверное, составлю для тебя памятку, чтобы ты заглядывал в нее ежедневно. Советы старого психа молодому болвану…

— Что бы ты ни посоветовал, я запомню.

— Запомнишь? Надолго ли? На месяц, на год? А потом забудешь, как забывается все на свете. И жизнь пойдет своим чередом. Ты начнешь постепенно превращаться… в общем, превращаться в меня. А она — тоже постепенно — в существо, достойное своей участи. Хоть говори ей почаще, что любишь ее!

— Обязательно. Каждый день!

— Обещай! Чрезвычайно важно, чтобы каждый день. Может быть, именно в этом была моя ошибка. Наша ошибка. Каждый день без исключения! — Старик наклонился вперед, его лицо вспыхнуло, он повторял, как безумный: — Каждый день! Каждый день!..

В дверях возникла Алиса, слегка встревоженная.

— У вас что-то случилось?

— Нет, нет, — улыбнулся Джонатан Хьюз. — Просто поспорили, никак не могли решить, кому из нас ты нравишься больше.

Она рассмеялась и удалилась, передернув плечами.

— Думаю… — произнес молодой Хьюз. Запнулся, зажмурился, но заставил себя выговорить: — Думаю, что тебе пора уходить.

— Да, пора, — ответил старик, но не двинулся с места. В его голосе слышались усталость, изнеможение, печаль. — Сидя здесь, я понял, что проиграл. Я не могу найти в ваших отношениях ничего неверного, никакого изъяна. И не могу ничего посоветовать. Боже мой, как глупо… Зачем было искать тебя, беспокоить, расстраивать, нарушать течение твоей жизни, если я могу предложить тебе лишь смутные пожелания да бессмысленные сетования на судьбу. Минуту назад, сидя здесь, я подумал: убью ее немедля, освобожусь от нее сегодня же, возьму вину на себя, старика, и ты, молодой, двинешься в будущее без жены. Ну не глупость ли? Да и вышло ли бы у меня что-нибудь? Это же давным-давно известный парадокс. Осуществи я подобное, что случилось бы с потоком времени, с Землей, со всей Вселенной? Нет, не тревожься и не смотри на меня так. Убийства не будет. Вернее, оно уже было — в будущем через двадцать лет. Старик, который не сумел принести никакой пользы и ничем тебе не помог, сейчас покинет тебя, выйдет на улицу и удалится навстречу своей судьбе, своему безумию. — Он поднялся на ноги и опять закрыл глаза. — Посмотрим, сумею ли я найти выход из собственного дома в темноте…

Молодой двинулся за ним, распахнул платяной шкаф в передней, достал пальто, бережно накинул старику на плечи, сказал:

— А ведь ты помог. Ты внушил мне, чтоб я каждый день говорил ей, что люблю ее.

— Ну хоть на это меня хватило… — Они подошли к двери, и старик внезапно спросил с нажимом: — Как по-твоему, у нас есть надежда?..

— Есть. Уж я позабочусь, чтоб она не рухнула! — ответил Джонатан Хьюз.

— Хорошо! Почти верю тебе… — Протянув руку, старик машинально нажал на ручку входной двери. — Прощаться с ней я не хочу. Нет сил смотреть в ее лицо, такое милое. Скажи ей, что старый осел ушел. Куда? Ты-то знаешь вперед по дороге жизни, где я буду ждать тебя. Рано или поздно ты объявишься.

— Чтобы стать тобой? Ни за что! — воскликнул молодой Хьюз.

— Повторяй себе это неустанно. И, прости Господи, вот… — Порывшись в карманах, старик вытащил небольшой предмет, обернутый в мятую газету. Лучше я оставлю его тебе. Себе я не доверяю, даже после нашей встречи. Я могу выкинуть еще что-нибудь жуткое. На, возьми… — Старик чуть не насильно сунул предмет младшему. — До свидания. Не лучше ли сказать: да поможет тебе Бог? Да, лучше. Прощай…

И он торопливо исчез в ночи. По деревьям пронесся ветер. Вдали прогрохотал поезд, то ли въезжающий на станцию, то ли отъезжающий, не поймешь.

Джонатан Хьюз долго стоял на крыльце не шевелясь, напрягая зрение и пытаясь убедиться, что кто-то действительно уходит от него во тьму.

— Дорогой! — позвала жена.

Он принялся разворачивать сверток, оставленный стариком. Жена приблизилась к нему почти вплотную, но голос ее звучал глухо, как стихающие шаги на темной улице. Он все-таки разобрал слова:

— Не стой в дверях истуканом, дует…

Он снял газету и остолбенел: в руках оказался маленький револьвер. Далеко-далеко поезд издал прощальный крик, к тому же погашенный ветром.

— Закроешь ты дверь наконец? — осведомилась жена.