Виктор Меньшов - Слава богатырская

Не послушался матушку Добрыня, поехал. Только шапку отцовскую взял, в которой была горсть святой земли зашита, да плеточку шелковую, матушкой сплетенную, за сапог засунул. Приехал на гору Сарацинскую, видит, ползают на вершине змееныши молодые, шипят, огнем плюются. Пожалел Добрыня топтать змеенышей, загнал их под камень.

Жарко было, коня распряг, разделся, вошел в воду, удивляется:

- Говорила мать не купаться в Пучай-реке, а Пучай-река, словно лужа дождевая лежит.

Только сказал, как река забурлила, зашумела, обожгла кипятком. На небе громы гремят, темно стало. Это летит Змей Горыныч о тринадцати головах, крыльями солнце закрывает, огнем дышит, рычит:

- Ты теперь, Добрынюшка, в моих руках. Захочу - утоплю, захочу съем, захочу - в когти возьму, в нору отнесу.

Добрыня нырнул к берегу, а на берегу, шапка отцовская лежит, в которой святая земля зашита, да плеточка шелковая, которую матушка сплела.

Змей увидел, что Добрыня на берег выскочил, огнем в него плеваться стал. Бросил Добрыня в Змея Горыныча шапку отцовскую, отшиб Змею двенадцать голов, а сам вскочил на коня богатырского.

Выползли тут змееныши и стали кусать коня за копыта. Встал конь, а Добрыня его плеточкой шелковой огрел, он взвился и потоптал всех змеенышей.

Дрался Добрыня с Горынычем три дня, устал, сил у него не стало, руки опускаются. Но слышит голос с неба:

- Стоял ты, Добрыня, три дня, продержись еще три часа.

Простоял Добрыня еще три часа, одолел Змея, отрубил ему последнюю голову. Хлынула из отрубленной головы кровь черной рекой. Шла кровь трое суток, не мог уйти Добрыня с горы, так много крови было, что затопила она все вокруг. Не брала кровь земля.

Хотел уже Добрыня через кровь эту плыть, но опять голос с неба услышал:

- Не плыви через кровь, сгоришь ты в ней. Ждал ты три дня, подожди еще три часа, потом бери копье в руки, ударь им в землю, попроси ее кровь Горыныча в себя взять.

Послушал Добрыня, простоял еще три часа, перестала кровь литься.

Тогда взял Добрыня в руки копье, ударил им в землю, и сказал:

- Расступись, матушка сыра земля, поглоти ты кровь Змеиную.

Расступилась земля, поглотила кровь Змеиную. Отвалил Добрыня камень от пещеры, вышли оттуда сорок королей, сорок королевичей, а простым людям и счета нет. И была там племянница князя Владимира, Забава Путятична.

Добрыня всех отпустил на волю, а Забаву Путятичну в Киев повез, к князю.

А из города Ростова собирается в Киев Алеша Попович.

Благословил его в путь отец, Леонтий, поп Ростовский. Так сказал он Алеше:

- Имя я сам тебе дал, Алексей - защитник. Как же мне тебя не благословить, на защиту Руси отправляя?

Подъезжает Алеша Попович к Киеву, а у стен его войско вражеское стоит. Давно стоит, на шатрах дикие голуби гнезда свили. Хотел проехать Алеша Попович мимо шатров в город, не пустили его воины. Привели к самому большому шатру.

Видит Алеша, на шатре воронье гнездо большое, а в шатре развалились князья татарские. Один из них, однорукий, который всех толще, говорит ему:

- Не пустим мы тебя в город, это говорю я, младший Тугарин, брат Тугарина Змеевича. Сам Тугарин Змеевич в Киеве у князя Владимира в тереме живет, дань с него ждет, князь обещал дань для него собрать. Так что ты в Киев не езди, нечего там делать.

Промолчал Алеша, повернулся и вышел. Хитер был Алеша, понял, что бросаться в одиночку на большое войско нет смысла. Сделал вид, что поехал он прочь от Киева. А сам свернул в сторону, да возле леса ловушки на птиц расставил. Наловил он голубей, что на шатрах гнезда вили, а потом и ворон поймал, тех самых, у которых гнездо на самом большом шатре было.

Потом до самой ночи сидел, пучки соломы птицам к лапкам привязывал на ниточках. А ночь настала, поехал он потихоньку к лагерю Тугарина младшего. Подъехал поближе, стал птиц вытаскивать из мешка, солому поджигать и выпускать.

Птицы в свои гнезда полетели. Прилетают на шатры, огонь приносят, а ниточки перегорают, птицам огонь вреда не делает.

Запылали шатры по всему вражьему лагерю, забегали татары. А как загорелся самый большой шатер, выскочил Тугарин младший. Выскочил, ничего понять не может: огонь повсюду, вокруг него люди бегают, друг с другом сталкиваются.

Алеша Попович говорит коню:

- Что-то мы с тобой застоялись, пора нам поехать, размяться.

Пустил он коня богатырского на горящий лагерь, множество врагов потоптал. А кого конь копытом не достал, того Алеша мечом порубил.

Младший Тугарин рассердился, Алешу на поединок зовет. Выезжает к нему Алеша. Видит: Тугарин младший втрое его крупнее. Увидел Тугарин Алешу, рычит, машет над головой копьем громадным, кинуться на Алешу хочет. Алеша говорит ему:

- Ты подожди, Тугарин младший, что скажу тебе по секрету. Подъедь только ко мне, чтобы никто не слышал.

Подъехал Тугарин младший, Алеша ему и говорит:

- Наклонись поближе.

Наклонился однорукий Тугарин младший.

- Что ж ты, Тугарин, - говорит ему Алеша, - биться со мной надумал, а у самого под носом грязно. Вытри скорее, засмеют тебя воины.

Поверил глупый Тугарин младший, воткнул копье в землю, давай нос рукавом вытирать. Алеше только того и надо было, схватил он копье Тугарина и проткнул его насквозь. Войско вражье увидело это, и разбежалось.

Побил Алеша врага, и поехал в город, надев поповские одежды. Приехал в Киев, заходит в терем княжеский, видит: князь Владимир и княгиня Апраксия грустные сидят.

- Отчего грустите, князь и княгиня? - спрашивает Алеша.

- Старший Тугарин Змеевич заехал в город, дань требует, - отвечает Алеше князь. - Обещал я ему через неделю дань собрать, думал, приедут богатыри, да только вижу, зря надеялся.

- Вот видишь, князь, я же приехал, - отвечает ему Алеша Попович.

Посмотрел князь на его одежду поповскую и говорит:

- То, что ты приехал, хорошо, только поп не воин.

Промолчал Алеша, ничего не ответил князю, сел в тереме за печкой. А тут входит в палаты Тугарин Змеевич. Он вчера весь день допоздна пировал, а сегодня только что проснулся. Он за стены городские голову не высовывал, не видал еще, что лагерь его воинский сгорел весь.

Вошел Тугарин Змеевич, князю с княгиней не кланяется, на образа не крестится, за стол без спроса садится. Ростом он под самый потолок, шириной в три обхвата, от глаза до глаза полдня идти можно. Голова у него как колокол церковный, руки как стволы дубовые, ноги как столбы в палатах княжеских.

Садится Тугарин Змеевич за стол, берет, не спрашивая, с блюда лебедя жареного, целиком его себе в рот роняет, проглотил, даже не перекусывая. Сидит, кости лебяжьи на стол выплевывает.

Вышел из-за печи Алеша Попович и говорит: