Шимун Врочек - Сержанту никто не звонит

— Только дернись, — предупредил Дельмар шепотом, едва не касаясь губами щеки Двенадцатого. — Мигом к праотцам отправлю... — тут взгляд эльфа натолкнулся на эмблему. — Какого..? — вопросил он озадаченно. — Серебряная Пантера? Что ж вы, суки, своих мочите?!

Нотаэло сжал зубы. Еще чуть-чуть... боль отступает...

— Ты нам не свой, — неожиданно сказал Двенадцатый — неожиданно в первую очередь для самого себя. Никогда никому лишнего слова... И вот на тебе! В такой момент.

Зрачки Дельмара расширились. Узнал, понял Нотаэло. Что ж... пора! Пальцы привычно сложились в фигуру для заклятия...

— Рисо...

Дельмар застыл, глядя на свою правую руку со стрелой. Та остановилась в четверти дюйма от горла Нотаэло...

...Не считай зверя мертвым, пока его голова не окажется над твоим камином.

Жертва, схваченная мертвым хватом, обездвиживается на срок от тридцати секунд до нескольких часов — в зависимости от умения мага и силы, вложенной в заклятие. Если же Мертвый Хват закрутить в узел, чтобы заклятие поддерживало само себя — сутки-двое проваляется реципиент, не шевеля ни единым мускулом. Если не задохнется, конечно... Чтобы схваченный мог дышать, заклятие нужно накладывать умело, с хитрыми вывертами пальцев — поверх одно-двухминутного глухого Хвата. Пальцевать, как выражаются Отцы...

Закончив пеленать Третьего, Нотаэло быстро напальцевал себе «Забыть Боль» на ноги — и только после этого смог подняться... Ощущения как во сне, подумал Рисовальщик, ниже пояса не чувствуешь себя совершенно — как отрубили. Мать Темного, заклятие-то с подвохом! Ходить неудобно. А нормальное лечение требует времени, да и силы еще понадобятся...

Он нашел в траве нож. Весь перепачкавшись соком, вернулся к пленнику, посмотрел в глаза. Ярость, холодная, оглушительная ярость, презрение и страх взглянули на эльфа в ответ...

— У нас хорошая память, Дельмар, — сказал Нотаэло. Рисовальщик понимал, что желание выговориться — очень нездоровое желание, особенно в его положении. Болтливый нелегал — мертвый нелегал. Но ничего не мог с собой поделать. Напряжение последних месяцев сказывалось. Постоянная ложь, жизнь в страхе, бег по острию меча — Нотаэло собирался поступить глупо... И — поступил.

Его право.

— Да, ты... все верно понимаешь, Дельмар... У нас... у людей, хорошая память, — заговорил Рисовальщик. Голос срывался, тело била дрожь — впервые за долгие годы Нотаэло Сотиэль, Натаниэль Кавизел, разведчик-профессионал, пытался быть откровенным. И — не умел. Учился на ходу, сплевывая полу-правдой, полу-ложью, с кровью отдирая от лица приросшую маску... Нотаэло, Натаниэль, Нат... Нат Кавизел, сын Майкла, внук Рудольфа, правнук Кейна... Человек.

Как это — жизнь без маски?

— Я человек, Дельмар... Мне тридцать девять лет и три месяца. По вашим меркам мне еще под стол пешком ходить. Я молод, Дельмар, но уже старик. Один из многих молодых стариков, живущих под масками эльфов... Да, это жестоко, да — это нечестно. Но Последняя война — по-нашему: Алладорская, намертво застряла в людской памяти... Зачем вам только понадобилось побеждать, Дельмар?

Вы испугали нас, и теперь мы вас уничтожим. Мы, люди, умеем ненавидеть сильнее...

Натаниэль помолчал, глядя пленнику в налитые кровью глаза. Ох, дорого был дал сейчас Короткий за пару мгновений свободы...

— Как думаешь, Дельмар Серебряная Пантера, легко было найти человека с таким лицом?

Натаниль провел рукой по гладкой, как у ребенка, щеке. Он никогда не брился — специальное заклятие уничтожило корни волос, но рука до сих пор помнила сладкое ощущение щетины под пальцами... Отец часто ходил небритым...

— Я родился красивым, Третий, — сказал Натаниэль тихо. — Не таким красивым, как ты, но — достаточно близко, чтобы люди из разведки заинтересовались деревенским пацаном. Мне было четырнадцать, и мой голос вот-вот должен был сломаться... Не успел.

Он помолчал.

— Четырнадцать. Иногда я вспоминаю, что у меня было детство, Дельмар — было и уже больше не будет. Разведка — жестокая работа. Нам всем было по двенадцать-четырнадцать... Молодые старики, надежда человечества... Капитан Стоквелл умел убеждать. Вы — наша надежда... А на следующий день начались занятия. Язык, манеры, эльфийская культура, традиции... И — инъекции. Не знаю, что нам кололи, какими заклятиями отравляли нашу кровь, но это было больно... Почти всегда. Кто-то умер, двое сошли с ума. Колхен сидел на крыльце и смеялся. Очень долго и очень странно смеялся... Ломка, Дельмар. У курильщиков опиума это называется ломка... Мы так привыкли быть людьми, нам хотелось этого, как курильщику — опиумной затяжки... Еще нам кололи гормоны... Зачем? Ты спрашиваешь: зачем?! Впрочем, ты молчишь, но я отвечу... Мы не должны были взрослеть... Никогда. Мне тридцать девять, а я — все тот же четырнадцатилетний мальчишка. Мой голос годится для церковного хора... Он не сломался. Иногда я стою перед зеркалом и пытаюсь говорить ниже, как если бы остался человеком... Обычно это уже глубокая ночь...

Каждый день учебы был мучением. Но меня многому научили... Научили ненавидеть... И даже показали: кого... Это ведь самое главное: кого. Я так хочу быть человеком, Дельмар! Если бы ты знал, как страстно и безнадежно я этого хочу... Но единственное человеческое чувство, которое я знаю — это ненависть... У меня были хорошие учителя... И зачем вам только понадобилось побеждать?!

Теперь мы вас уничтожим.

Вы, эльфы, живете по пятьсот-шестьсот лет... По человеческим меркам — почти вечность. Вечность — это долго, Дельмар... Очень долго. У меня не так уж много времени... Лет через двадцать-тридцать я начну стареть — несмотря на все ухищрения... Мое лицо избороздят морщины, глаза помутнеют... К тому времени я буду Первым-из-Ста в столице. И все те, кто учился быть вами — учился вместе со мной... Они тоже постареют...

И, значит, до новой войны осталось всего ничего.

Десять лет... Или пятнадцать... Или четыреста... Но однажды мы придем снова... Мы — это люди... И я.

Почему-то мое "Я" никак не умещается в понятие «люди»...

Кто я, Дельмар? Можешь ответить? Вот ты — можешь?! Нет, лучше молчи... Человек-эльф, эльф-человек... Полу-эльф... Полу-человек... Самая большая моя беда, что я хочу быть человеком, но — не могу... А быть эльфом... Иногда я чувствую себя одним из вас и — ненавижу каждую частичку своего тела... Прекрасного тела...

Изуродованного тела.

Мой голос вот-вот должен был сломаться...

Прости, Дельмар, сейчас будет больно. Что? Ты не волнуйся, я сам напишу для тебя записку с признанием... Впрочем, я уже написал. Вот она... Хочешь, чтобы я зачитал? Нет? Я так и знал... Подпишешь? Конечно, прости меня... Мы оба знаем, что Дельмар Короткий, бывший командир роты Серебряных Пантер, никогда бы не подписал ничего подобного. И уж точно не написал бы этого собственной рукой... Мы — знаем. Но те психи-ветераны, человеческая диверсионная группа, знают Дельмара Короткого много хуже... Прости, Дельмар, сейчас будет нож... А дальше — огонь. И щипцы... и что-то еще... Ненависть такая интересная штука... Я даже ни о чем не буду спрашивать... Ты будешь кричать, Дельмар? Кричи, если сможешь...