Филип Дик - Глаз в небе

На девяносто девять процентов твоя жена, возможно, такая же американка, как все прочие, — она может хорошо готовить, осторожно водить машину, исправно платить налоги, участвовать в благотворительности или печь пирожные для беспроигрышной лотереи в церковном приходе. Но один последний процент может быть завязан на коммунистов… И — все!

Немного помолчав, Гамильтон выдавил:

— Ты неплохо изложил свою позицию.

— Я верю в свою позицию. Тебя и Маршу я знаю столько же, сколько служу здесь. Вы оба мне нравитесь — так же, как и Эдвардсу. Все вас любят. Но не в этом дело. Пока мы не обладаем телепатией и не читаем чужие мысли, нам придется полагаться на статистику. Мы не можем утверждать, что Марша агент иностранной державы. А ты не можешь утверждать, что она им не является. И пока нам придется разрешить сомнение не в ее пользу. Не имеем права поступить иначе.

Чуть закусив толстую нижнюю губу, Макфиф спросил:

— Тебе никогда не приходило в голову спросить себя: а не коммунистка ли моя жена?

Не приходило… Взопревший от столь неожиданного обсуждения его личной жизни, Гамильтон молчал, уставив невидящий взгляд в тусклое железо столешницы. Джек всегда полагал, что Марша говорит ему правду, уверяя, что коммунизм ей только любопытен. Теперь, благодаря усиленному давлению коллег, у Джека впервые запало в душу некое горестное сомнение. Черт возьми, с точки зрения статистики все возможно!

— Я спрошу ее сам об этом, — громко проговорил он.

— Спросишь? — криво усмехнулся Макфиф, но, спохватившись, придал физиономии постное выражение. — И что она ответит?

— Конечно, скажет нет!

Эдвардс качнул головой:

— Это ровным счетом ничего не стоит, Джек! Если сам ты хорошенько подумаешь, то согласишься со мной.

Гамильтон вскочил:

— Она рядом, в холле! Пожалуйста, сколько влезет — пригласите и спросите!

— Я с тобой не собираюсь спорить, — вздохнул Эдвардс. — Твоя жена классифицирована как фактор риска, а потому, впредь до особого распоряжения, ты отстраняешься от работы. Либо представь убедительные доказательства того, что она не коммунистка, либо расстанься с ней. — Он пожал плечами. — У тебя же карьера, парень. Дело твоей жизни!

Грузно поднявшись из-за стола, Макфиф вперевалку подошел к Джеку. Остальные чиновники зашевелились, как болотная ряска под сапогом. Стали тоже подниматься и тянуться к выходу. Разбирательство по делу Гамильтона закончилось. Ухватив Джека за локоть, Макфиф настойчиво повел его к дверям.

— Давай поищем, где тут можно проветриться!…А как насчет выпить?

Втроем — ты, я и Марша!.. В «Сейф-Харборе» виски прокисает без нас. Думаю, мы могли бы проявить к нему сочувствие.

Глава 2

— Ничего пить не буду! — заявила Марша ломким, нервным голосом.

Бледная, решительная, она стояла перед Макфифом, не обращая внимания на идущих через холл чиновников. — Мы с Джеком собрались на «Мегатрон». Смотреть пуск новой установки. За неделю вперед планировали.

— Моя машина рядом, — расшаркался Макфиф. — Я вас подброшу. — Иронизируя, он добавил:

— Я же легавый. Могу подкинуть вас прямо на место! Когда запыленный «плимут» покатил вниз по склону к корпусам «Мегатрона», Марша проговорила:

— Не знаю, то ли мне смеяться, то ли плакать?.. Я просто поверить не могу! Вы все это серьезно?

— Полковник предложил Джеку выкинуть тебя, как старое пальто, — проворчал Макфиф.

Оглушенная новостью. Марша судорожно выпрямилась, сжав сумочку, как утопающий соломинку. — Ты поступил бы так?

— Нет, — ответил Гамильтон. — Даже будь ты извращенка, коммунистка и алкоголичка, вместе взятые.

— Ты слышал? — обернулась она к Макфифу.

— Слышал.

— Что скажешь?

— Думаю, что оба вы — чудесные ребята. Джек был бы сукин сын, если бы решил иначе. Я и полковнику Эдвардсу так сказал.

— Кто-то из вас двоих, — начал Гамильтон, — здесь явно лишний.

Кого-то надо вышвырнуть из машины. Сейчас брошу жребий!..

— Ты разве не видишь? — прошептала Марша. — Произошла ужасная вещь!

Это же заговор против нас двоих. Против нас всех!

— Я и сам себя чувствую гнусно, — признался Макфиф. Свернув с дороги к контрольно-пропускному пункту, он вырулил на территорию «Мегатрона». Дежурный у входа отдал честь и помахал рукой; Макфиф махнул в ответ. — В конце концов, вы же мои друзья… но вмешался служебный долг, принуждающий писать объяснительные на друзей. Собирать компромат, распутывать сплетни… Думаете, мне это по душе?

— Засунь свой долг… — начал было Гамильтон, но Марша дернула его за рукав.

— Чарли прав. Он не виноват. Мы все тут ни при чем, все трое.

Машина остановилась у главного входа. Макфиф выключил двигатель, они вышли из машины и понуро побрели вверх по широким бетонным ступеням. После идиотских разговоров желание радостно созерцать чудо техники как-то пропало. Небольшая группа специалистов собиралась поблизости. Гамильтон придирчиво оглядел их. Модно одетые молодые люди со стандартной короткой стрижкой по-приятельски болтали друг с другом. Рядом топталась и обычная в таких случаях горстка зрителей с улицы. Благополучно пройдя контроль, они предвкушали удовольствие от предстоящего зрелища — «Мегатрон» в действии. Но Гамильтона тянуло к специалистам, все ж таки коллеги… «Точнее сказать, — подумал он мрачно, припоминая сегодняшнее обсуждение, — я был их коллегой, еще недавно…»

— Я отойду на минутку, — едва слышно проговорила Марша, прикладывая платок к покрасневшим глазам. — Зайду в женскую комнату, приведу себя в порядок.

— О'кей, — буркнул Джек, погруженный в собственные мысли. Она отошла, и Гамильтон с Макфифом остались наедине в гулком коридоре главного корпуса «Мегатрона».

— Может, оно и к лучшему… — как бы отмахнувшись от назойливой мухи, выдохнул Гамильтон.

Черт возьми, десять лет — долгий срок, для любой работы — долгий. Но тогда чего он достиг за эти годы? Вот вопрос.

— Ты имеешь полное право обижаться, — вяло отреагировал Макфиф.

— Намерения, конечно, у тебя благие, — ответил Гамильтон. Отошел и стал в стороне, засунув руки в карманы.

Хм… обижен! Не то слово. Он оскорблен до глубины души. И чувство это будет с ним, пока он не решит, кому же в конце концов сохранить верность… Скользкая дорожка! Но дело даже не в этом: случившееся стало для Джека потрясением основ, всех его устоявшихся привычек. Это удар по всему, во что он верил и считал незыблемым. И глубже всего уязвил его именно Макфиф, угрожающий теперь его семейному благополучию. И той женщине, которая значит для Гамильтона больше, чем кто-либо другой на свете. Даже больше, чем работа. Джек вдруг отчетливо, до боли зубовной, осознал это именно сейчас. Его личная преданность всецело принадлежала жене. Прочувствовать это было непривычно и странно. Фактически выбор — кому же он остается верен — бездарен в своем зародыше. Однако у Джека появилась фобия, будто их с Маршей силой оттаскивают друг от друга, словно происходит некое тайное действо, повлиять на которое невозможно. Еще мгновение-другое, и он потеряет любимую женщину навсегда.