Феликс Суркис - Сердце плато

Ехала машина с лесом

За каким-то интересом,

Инте, инте, интерес,

Выходи на букву "эс".

Утром сыпалась мука,

Выходи на букву "ка".

А за буквой "ка"

Выйди, Баба-Яга!

Он и сейчас ощутил, как напрягался и каменел внизу отец, когда он зажмуривался и нарочно подскакивал к обсыпанному солнцем краю валуна.

Тук-тук. Тук-тук-тук. "Не скорбь, но зависть внушаете вы живым..."

Он увидел себя на площади Пискаревского мемориала, у статуи Матери-Родины. Вечный огонь метался над решеткой, будто беспокойная память о погибших на войне. В звенящую, натянутую, как нервы, тишину неотличимо вплетались разделенные паузами, разрезанные во времени звуки, складываясь в бесконечный скорбный марш. Но еще больше, чем вознесенная над площадью стела и вымеренные годами слова, даже больше, чем застывшее в каменном горе лицо Матери, его потрясли тогда ровные ряды могил с живыми цветами на гладких гранитных плитах.

Еще отчетливо вспомнилось, как медленно и трудно уходила от него жена. Сухие быстрые губы, твердая безучастная ладошка, податливые и равнодушные плечи.

- Что с тобой, Зоенька? - спрашивал он каждый раз.

- Ничего. Все в порядке, - спокойно отвечала она. Но однажды не удержалась: - Ты хоть помнишь, какого цвета у меня глаза?

- Конечно: четыре тысячи восемьсот шестьдесят один ангстрем.

- Физики шутят! Очень мило с твоей стороны. Но я все-таки предпочитаю живого человека. Всегда живого.

- А я?

- А ты? Ты, по-моему, какое-то рациональное чучело. Памятник самому себе! И ничего больше!

Жена. Зоя. Жизнь. Говорят, у нее уже двое внуков...

Тук-тук. "Не скорбь, но зависть", памятник себе на букву "эс"...

Все начинало смешиваться в его голове, уходить за черную пелену...

Вот, мсье. Там дальше неинтересно. Думаю, вам уже понятно, как его нашли. Прислушайтесь: гудят камни, далеко-далеко под нами вздыхает и стонет Черное Пятно. Эти неритмичные, с перебоями, звуки - шорох, шепот, шелест - и есть последние удары его сердца. Он все-таки разбудил планету и вместо могучей безмолвной песни дал ей не менее могучую свою. С тех пор уже десятки лет плато резонирует колебания в ключе его горячего сердца.

Люди отбуксировали планету к Земле и заставили дрейфовать за орбитой нашего естественного спутника. Так появился третий этаж Ближнего Космоса, третья остановка гравилифта после орбитальных лабораторий и Луны. Теперь мы, стажеры, водим сюдя пассажиров.

Одного я не понимаю, мсье. И никто мне не может объяснить. Кард Логинов совершил подвиг. Ведь так? Да или нет? Как вы неохотно киваете! Значит, повашему, не стоило отдавать жизнь за прогресс науки? Нет-нет, не цитируйте Главную Формулу человечества. Мы хорошо знаем о запрещении рисковать жизнью. И все-таки я сделал бы так же. И мои друзья тоже.

Извините, мсье, мне обидно топтать ногами это плато. Наша Земля тратит колоссальную энергию для синтетического производства одогиалита. И до сих пор не воспользовалась Одой. Не только шахтер - даже геолог не взял отсюда ни одного образца. Потому что цена плато - человеческая жизнь. Конечно, Кард рассчитывал на благодарность поколений. Но, поверьте, не о такой памяти он мечтал.

И еще ответьте мне, если можете: правильно ли решили с Кардом? Он мог тогда улететь домой, доложить ученому совету. Потом бы вопрос обсудили всей планетой. Отправили бы разведочную экспедицию. Оснастили бы еще одну, комплексную. А он бы все домысливал и корректировал свои непроверенные гипотезы. Так легко было подчиниться Главной Формуле. Но может, и до сих пор мы не ходили б к Плутону в гравилифтах всего за десяток часов.

Молчите, товарищ писатель? То-то же. Кард Логинов сам ответит за вас. Он поступил так, как поступали лучшие люди во все века. Он подарил песню планете - ведь это его сердце бьется для человечества...

Вот и все, мсье. Пора возвращаться. Не благодарите меня; по правде говоря, Гриша Сандерс рассказывает об этом лучше. Я рад, что вам понравилось, но вы не были у него. Надо много увидеть и узнать, и полюбить тоже, чтобы написать про Карда. То есть как не собираетесь? Уже? Уже написали? Так я битый час пересказывал вашу книгу? Ой, какой позор, мсье! При чем тут мое неплохое чтение. Но учить автора?! И почему вы меня не остановили? Теперь я буду нем, как астероид. Ни одного слова. Если вы, конечно, сами не попросите.

Садитесь в кресло, скафандр оставьте, я сам его уберу. Нет, вы уж не возражайте, а я вам разрешу выкурить здесь вашу трубочку. Почему вдруг последний раз? Не понял. Подарите ее мне? Честное слово? Вот спасибо. Уж теперь я этот вулкан на всю жизнь запомню. Ключевская сопка. При случае обязательно по ее склонам полазаю.

Ну-ну-ну. Не думаю, что вам удастся удивить меня еще больше. Хорошо, раз вам так хочется, я готов слушать, я весь превратился в одни внимательные уши. Эту трубку... резал... Кард... Логинов. Понятно. Что?! Эту трубку? Кард? Какая-то сказка сегодня. Я поверю, если вы даже скажете, что сами и есть он, наш знаменитый физик. Ах, нет? Тогда легче. Хотя чудо все равно есть.

Дразните, дразните, вы имеете на это право. Но знаете, что я скажу? У меня прошли тысячи пассажиров. Все одинаково рассуждают про Главную Формулу. И попусту никто больше не рискует.

Но вот в чем дело, мсье, даже если вы со мной не согласитесь: что, мол, в этом понимает какой-то пятнадцатилетний негритенок? Все равно приятно, когда твое сердце бьется для всего человечества.

Понимаете, мсье?

Для всего человечества.