Валерий Цыганов - Марсианские рассказы

Скотт отвратительно выругался. Руки его уже посинели, а ногти прямо-таки светились лазурью.

- Уходи, - хриплым шепотом сказал он. - Оставь меня одного.

Драйден кивнул, не сводя глаз с его рук.

- Убирайся! - взорвался Скотт. - Хоть это ты можешь сделать?!

Драйден подобрал разбросанное снаряжение, замешкался.

- Ты ничего не хочешь передать? - виновато спросил он.

- Ничего! Уходи!

- Прощай, - сказал Драйден и торопливо зашагал между дюнами.

Скотт не ответил, но в его глазах не было ничего, кроме ненависти. Он подождал, пока Драйден не скрылся из виду, вытащил из кобуры одеревеневшей рукой бластер и положил его перед собой на край ямы. Драйден прав - когда человек попадает в лапы "лазурной смерти", надеяться ему не на что. Остается собрать все мужество и умереть достойно, насколько это возможно в таких обстоятельствах. Все это он прекрасно знал, но не сдержался, облаял Драйдена без всякой к тому причины, да и кто сдержался бы? Тот даже почувствовал себя виноватым, хотя никакой вины тут нет. Просто ему повезло, и в ловушку угодил не он, а Скотт. Могло получиться наоборот. Тогда бы ушел Скотт, точно так же, не подав руки обреченному товарищу.

Он попробовал пошевелить ногами и не почувствовал их. Возможно, их и в самом деле уже нет - превратились в голубой студень. Хотя вряд ли - край ямы по-прежнему оставался на уровне его лица. Он совсем не чувствовал боли. Тело онемело и почти не слушалось его. Стоит ли ждать, подумал он, не лучше ли покончить сразу? Многие так и делали в его положении. Но какая-то безумная надежда мешала ему сделать это. Он усмехнулся и положил ладонь на рукоятку бластера и тут же отдернул, опасаясь не устоять перед искушением.

Он стал думать о Земле, о доброй Земле, где повсюду можно ходить, не рискуя провалиться в зловонное гнездо лазоревки, о Земле, где ласковое теплое солнце и густой воздух, который, кажется, можно пить. Признаться честно, он знал, на что идет, когда летел сюда. Именно опасности привлекли его. На Марсе люди гибнут гораздо чаще, чем в других уголках Солнечной системы, гибнут по разным причинам, и "лазурная смерть" только самая страшная из них. Пусть это будет ему утешением. Не так обидно, когда умираешь ужаснейшим на планете образом.

Первым погиб Лазарев, начальник русской базы, лет двадцать назад. Вместе с ним умерли еще трое - они пытались помочь своему товарищу. Тогда еще не знали, что достаточно дотронуться до пострадавшего, чтобы вместе с ним отправиться к праотцам. С тех пор погибло десятка полтора человек, а средство против болезни так и не было найдено. Не научились даже обнаруживать гнезда "лазоревки", так искусно прятались они под тонким слоем песка. Найти гнездо можно было, только провалившись в него.

Край ямы дрогнул и быстро пополз вверх. Началось, подумал Скотт. Он по-прежнему не чувствовал боли. К бластеру он не притронулся. Ему было очень страшно, но он успел подумать, что умереть от "лазурной смерти" в некотором роде даже почетно.

Голубой светящийся студень сомкнулся над его головой. Поверхность его медленно вспучилась и изменила окраску. Дрожащий холмик рос, расслаивался на лепестки и переливался теперь всеми цветами радуги. Странное образование походило на огромный цветок с непропорционально толстой ножкой. Он был красив зловещей, отталкивающей красотой.

Цветок оказался недолговечным, уже через минуту он сморщился, поголубел и исчез. Студень наполнил яму до краев и остекленел. Ветер довершил остальное. Он намел песку и совершенно скрыл последние следы самой страшной западни на Марсе.

МАРСИАНЕ ТАК ЖЕ, КАК И ЛЮДИ, ОЧЕНЬ ЛЮБИЛИ СВОИХ ДЕТЕЙ. А ИХ ДЕТИ, КАК И ЗЕМНЫЕ СОРВАНЦЫ, БОЛЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ ЛЮБИЛИ ИГРЫ. У НИХ БЫЛО МНОГО ИГРУШЕК, СДЕЛАННЫХ ПО ПОСЛЕДНЕМУ СЛОВУ ТЕХНИКИ. РАЗУМЕЕТСЯ, ОНИ ПРЕДНАЗНАЧАЛИСЬ ДЛЯ РЕБЯТ ПОСТАРШЕ. САМЫЕ МАЛЕНЬКИЕ САМОЗАБВЕННО ВОЗИЛИСЬ В ПЕСКЕ, КАК И ИХ ЗЕМНЫЕ СВЕРСТНИКИ. БЫЛИ У НИХ И ПЕСОЧНИЦЫ, ПРАВДА, НЕ СОВСЕМ ТАКИЕ, КАК НА ЗЕМЛЕ, НО СТОИТ ЛИ УДИВЛЯТЬСЯ? - МАРСИАНЕ НА МНОГО ВЕКОВ ОБОГНАЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. СТОИЛО КАРАПУЗУ БРОСИТЬ В ПЕСОЧНИЦУ ПРИГОРШНЮ ПЕСКА, И ОНА ИСТОРГАЛА ИЗ СВОИХ НЕДР ЦВЕТОК НЕОБЫЧАЙНОЙ КРАСОТЫ. ДАЖЕ ВЗРОСЛЫЕ ПОДДАВАЛИСЬ ИСКУШЕНИЮ И ИНОГДА, В СВОБОДНЫЕ МИНУТЫ, ПРИНИМАЛИ УЧАСТИЕ В ДЕТСКОЙ ЗАБАВЕ.

МАРСИАНЕ ВЫМЕРЛИ. ПЕСОЧНИЦЫ, ПРЕДОСТАВЛЕННЫЕ САМИМ СЕБЕ, ПОСТЕПЕННО ПЕРЕРОДИЛИСЬ. ОНИ ЗАМАНИВАЛИ ЖИВОТНЫХ И ПОЖИРАЛИ ИХ. СКОРО НА ПЛАНЕТЕ НЕ ОСТАЛОСЬ НИ ОДНОГО ЖИВОГО СУЩЕСТВА. ПЕСОЧНИЦЫ ПРИСПОСОБИЛИСЬ И НА ЭТОТ РАЗ ОНИ ВПАЛИ В СПЯЧКУ. А ПОТОМ ПРИШЛИ ЛЮДИ...

Паркер рассмеялся.

- Дорогой коллега, - сказал он, - я не ожидал, что в вас сохранилось столько ребячества. Допустим, вы правы. Допустим, нами создана модель другого мира. Но в чем ее ценность? Где гарантия, что мы встретимся именно с таким миром и сможем использовать наши выводы?

ОДИНОКИЙ ВЕТЕР

Он на минуту прилег среди песчаных дюн, ласково прильнул к их оплывшим склонам и, отдохнув, полетел дальше. Он кружил по планете днем, в негреющих лучах солнца, и ночью, при слабом свете двух лун. Он проносился над полюсами, вздымая снежную пыль, возвращался к экватору и печально завывал среди пустых домов, словно искал кого-то.

Он не знал, что ему никогда уже не придется играть густыми волосами молодых марсианок, шаловливо трогать края их широких нарядных одежд. Он был всего лишь ветер, и люди, пришедшие на планету, для него ничем не отличались от прежних ее обитателей, и ему казалось, что все идет как прежде.

А для людей он был слишком сух и колюч, они прятались от него в своих металлических домах, а если выходили на улицу, то надевали плотные комбинезоны и прикрывали лицо рукавом, чтобы песок не попадал в глаза. Марсиане никогда не делали этого. Они вдыхали его полной грудью, ловили раскинутыми руками и звонко смеялись, когда он гладил их лица. Люди были совсем другими, и иногда, когда ветер крепчал, они боялись его.

Но он был всего лишь ветер и не обижался на них. Для него ничего не изменилось в этом мире. Он кружил над полюсами, возвращался к экватору, лихо проносился по безлюдным улицам городов, и ему было все равно. Он даже не знал, как он одинок.

- Я говор" об общих принципах, - сказал Петровский.

- Какая разница!

- Разница есть. - сказал Петровский. - И некоторые из этих принципов для меня уже ясны. Главный из них - крайняя осторожность и уважение по отношению к чужим, пусть даже безжизненным на наш взгляд планетам. И еще: нужно попытаться представить себе, какая жизнь могла возникнуть в данных условиях, не обязательно белковая, не обязательно похожая на ту, которую мы знаем по Земле, скорее наоборот. Главное - как можно дальше оттолкнуться от привычных представлений.