Роберт Силверберг - Море лиц

Все время, пока я обходил остров, он двигался устойчивым курсом, повернувшись одной стороной к морю, а другой к темной гряде гор. И все же остров продолжал дрейфовать, поскольку горы чуть-чуть меняли свое расположение относительно него и сам далекий берег становился все ближе. (Хотя это могло быть иллюзией.) В нижней части неба лица появлялись, исчезали и появлялись вновь: Эйприл, Ирэн, Эйприл, Ирэн, Эйприл, Эйприл, Ирэн. Иногда они улыбались мне. Иногда нет. Я видел, как одна из Ирэн подмигнула мне; когда я снова посмотрел на нее, это уже была Эйприл.

На этом маленьком острове тем не менее присутствовало несколько отчетливо различимых географических зон. На той стороне, где я в самом начале выбрался на берег, близко друг к другу росли пальмы, позади которых берег мягко спускался к морю. Я совершенно произвольно обозначил эту сторону как восточную. Западная сторона низкая, высохшая, заросшая густо переплетенным кустарником. На севере высокий коралловый гребень, изогнутый, с плоскими склонами, круто обрывающийся к воде. Белые пенистые волны без устали обрушиваются на закругленные пики и купола испещренной кавернами коралловой стены. На южном берегу дюны, прямо как в Сахаре; их желтовато-розовые гребни смещаются прямо у меня на глазах. В центре остров вздымается к пику высотой около пятидесяти метров над уровнем моря, и, очевидно, в его порах существуют глубокие «карманы», в которых задерживается дождевая вода, поскольку растительность здесь богатая и сильная. В нескольких точках я попытался пробиться внутрь острова и в одном месте наткнулся на болотистую область засасывающего зыбучего песка, в другом — на прохладную, темную прогалину с туннелями и муравьиными курганами, а в третьем — на рощу широко раскинувших ветки низких фруктовых деревьев.

В целом здесь прекрасно. Еды и воды мне хватит, укрыться тоже есть где. Тем не менее я уже страстно жаждал конца путешествия. Голые остроконечные горы становились все ближе; когда наконец я до них доберусь, начнется настоящая работа.

Суть такого рода терапии — риск. Психиатр должен быть готов к столкновению с силами, которые намного превышают его собственные, должен отдавать себе отчет в том, что эти силы могут одержать над ним верх. Что касается пациентки, она должна смириться с фактом: вторжение психиатра в ее сознание может сильно изменить ее личность, и не всегда в лучшую сторону.

Этот день привел меня в замешательство. Сначала алый рассвет с прожилками фиолетового — высокое, гротескное, «раненое» небо. Потом поднялся дующий поверху ветер; пальмы сильно качались, от них отрывались огромные узорчатые листья. Затем наступило временное затишье. Опасаясь падающих деревьев и приливных волн, я полчаса шел вглубь острова и в конце концов устроился в чем-то вроде амфитеатра из мертвого, старого, обветренного временем коралла в форме чаши, давным-давно прибившегося сюда из моря. К полудню небо затянули плотные темные облака. Возникло чувство опасности; казалось, что-то непреодолимое собирается с силами. Примерно то же ощущение возникает временами, когда я слушаю тот напряженный оркестровый пассаж «Торжественной мессы» Бетховена, которой начинается после слов «Агнец Божий». Спустя несколько мгновений сверху обрушился град, мокрый снег, дождь, сильнейший ветер, яростная жара — в общем, вся палитра погоды сразу. Казалось, вот-вот земля разверзнется и оттуда хлынет магма. Однако спустя пять минут все было кончено, не осталось и следа бури. Облака разошлись, появилось солнце, мягкое и невинное; в воздухе, издавая радостные трели, носились разноцветные птицы. Лица Ирэн и Эйприл — их определенно стало больше — то появлялись, то исчезали на, фоне ясного неба. Берег с горами застыл на горизонте, не приближаясь и не удаляясь, как будто дневная непогода так напугала остров, что он решил пустить корни прямо на месте.

Ночью дождь, теплый, насыщенный испарениями. Тучи москитов. Зловещее жужжание, сильно резонирующее, всепроникающее. В конце концов я заснул. Проснулся от звука, похожего на раскат грома, и увидел, как на востоке медленно поднимается громадное, искаженных пропорций солнце.

Мы сидели за столом из красного дерева в патио Дональда; Ирэн, Дональд, Эрик, Поль, Анна, Леон и я. Поль и Эрик пили бурбон, остальные потягивали «Сияние», новый напиток, состоящий (как я думаю) из имбирного пива и земляничного сиропа с примесью марихуаны. Мы уже были хорошо под кайфом.

— С какой стати отказываться от применения последних технологических разработок? — сказал я. — Эта несчастная девушка страдает от непреодолимого, калечащего сознание психологического расстройства. У меня есть шанс проникнуть ей в душу и…

— Проникнуть ей во что? — спросил Дональд.

— В ее сознание, в ее внутреннюю сущность, в ее душу, в ее разум… называй, как хочешь.

— Не перебивай его, — попросил Леон Дональда.

— Ты, по крайней мере, покажешь ее Эрику, чтобы он высказал свое беспристрастное мнение? — предложила Ирэн.

— Что заставляет тебя считать Эрика беспристрастным? — поинтересовалась Анна.

— Ну, я стараюсь быть таким, — холодно отреагировал Эрик. — Да, приведи ее ко мне.

— Я и так знаю, что ты скажешь.

— Тем не менее.

— Это не слишком опасно? — спросил Леон. — В смысле… а вдруг твой разум увязнет в ее мозгах, Ричард?

— Увязнет?

— А что, такое невозможно? Я вообще-то не знаю ничего об этом процессе, но…

— Я проникну в нее исключительно в метафорическом смысле этого слова, — ответил я.

Ирэн засмеялась.

— Ты и впрямь веришь в это? — спросила Анна и бросила лукавый взгляд на Ирэн.

Та покачала головой.

— Что касается верности Ричарда, тут мне беспокоиться не о чем, — сказала она, растягивая слова.

Сегодня ее лицо заполняет все небо.

Эйприл. Ирэн. Кем бы она ни была. Затмевая солнце, она освещает день, испуская собственное сияние.

Остров снова пришел в движение, но теперь в сторону моря. На протяжении трех дней горы становились все меньше. Видимо, течение изменилось; или, может, ближе к берегу существуют зоны отталкивания, предназначенные для того, чтобы удерживать на расстоянии странствующие острова вроде моего. Нужно найти способ преодолеть это. Я твердо убежден, что не смогу ничего сделать для Эйприл, если не доберусь до гор.

Мы вошли в спокойное место, где море как зеркало и жаркий воздух отражает образы в непредсказуемой и странной последовательности. Сейчас я не вижу никаких лиц, кроме своего собственного, но зато его я вижу везде. Миллионы моих двойников пляшут в насыщенной парами дымке. На подбородке у меня щетина, на носу и в верхней части щек яркие красные пятна солнечных ожогов. Я усмехаюсь, и многочисленные изображения усмехаются в ответ. Я тянусь к ним, и они тянутся ко мне. Не видно ни суши, ни других островов — фактически ничего, лишь эта стена отражений. Возникает ощущение, будто я заперт внутри коробки из полированного металла. Мои сияющие изображения наводняют пылающую атмосферу. Постоянное ощущение удушья, ужасная слабость; я молюсь об урагане, ливне, сотрясении океанского дна — о чем угодно, что разрушило бы это жуткое напряжение клаустрофобии.