Песах Амнуэль - Двое

— Ну что? — спросила меня тетя Женя, когда я на какое-то время перестал нажимать на кнопки и задавать стандартные вопросы. — Что тебе сказали?

Я подумал, что она все-таки героиня — целый час сидела на диване, не проронив ни слова и только глядя на меня тоскливым взглядом. Это было настолько не похоже на тетю Женю…

— Попробую иначе, — пробормотал я и, преодолевая нежелание пальцев набирать знакомый номер, нажал несколько цифр, помнить которые буду до конца дней. Если трубку снимет майор Корнеев…

— Старший лейтенант Толстолобов, — произнес низкий голос. Слава Богу, хоть тут повезло.

— Жора, — сказал я. — Это Юрий. Корецкий.

— Слушаю тебя, Юра, — спокойно сказал Толстолобов, будто после нашей последней встречи прошли не два года, а два дня, и будто звонил я, как обычно, чтобы доложить о состоянии дел на вверенном мне участке территории.

— Ну… — я не нашелся, честно говоря, с чего начать. — Как дела-то?

— Хорошо, — отозвался Толстолобов. — Надеюсь, что и у тебя нормально.

— Да, — согласился я.

— Но что-то случилось, — констатировал старший лейтенант. — Я прав?

— Да, — сказал я. — Пропал человек. Уже почти сутки. А ты ж знаешь, как такие…

— На нашей территории? — перебил меня Толстолобов.

— Нет. Пропал по дороге в Домодедово.

— Это отделение… Погоди, адрес у него какой?

— Проспект Вернадского, тридцать шесть, строение три…

— Территория Костомарова.

— Тетя Женя там уже была — еще вчера. Жора, ты знаешь процедуру, а время идет…

— Это твой родственник, что ли? — догадался, наконец, Толстолобов. — Так бы сразу… Хочешь, чтобы я… Ну, по старой памяти…

— За мной должок, — быстро сказал я.

— Само собой. Говори данные.

Я сказал. И о том, куда собрался Николай Геннадиевич, и о том, что не появился на регистрации, и о такси, и о выключенном мобильнике. Тетя Женя все время порывалась что-то вставить, но я останавливал ее жестом: не надо мешать, сами разберемся.

— Больницы, морги… — начал Толстолобов.

— Исключи. Я все обзвонил.

— Понятно. Ладно, я сейчас свяжусь с Костомаровым и с ребятами из ГИБДД. Твой номер я вижу. Жди, перезвоню.

— Может, нам подъехать? — спросил я, поскольку тетя Женя подавала мне вполне определенные знаки.

— Пока не надо, — сказал Толстолобов. — Послушай, у тебя пенсионка идет, есть вообще какие-нибудь отчисления?

Я не сразу понял, о чем он спрашивает, и на мгновение помедлил с ответом.

— Пенсионка? Да, есть программа. А что, ты хочешь…

— Нет, спрашиваю просто так, — быстро сказал Толстолобов. — В общем, жди.

— Ну что? — спросила тетя Женя.

— Сейчас займутся.

— И даже заявления не надо?

— Потом напишете, задним числом, — сказал я. — Некогда сейчас.

Тетя Женя хотела сказать что-то о московской милиции, я даже представлял, что именно, произнести эти слова вслух она не могла, но наверняка подумала.

— Выпьем еще кофе? — спросил я. — Сейчас нам с вами все равно ничего не остается…

— Колю найдут? — спросила тетя Женя, ответ предполагался только утвердительный, и потому я ответил:

— Конечно.

Если бы я позволил себе усомниться, меня не только не напоили бы кофе, но, скорее всего, спустили бы с лестницы с требованием никогда и ни при каких обстоятельствах не переступать порога этой квартиры.

Мы сидели с тетей Женей на кухне, мобила лежала между нами посреди стола, кофе был, вообще-то, бурдой, видимо, тетя Женя перепутала банки, но я не стал говорить ей об этом. Надо было как-то отвлечь ее от ненужных мыслей, и я спросил:

— А это затмение… зачем его наблюдают? Тысячи раз видели.

— Совсем разные вещи — знать, что кто-то видел, и увидеть самому. Такое выпадает раз в жизни.

— Разве Николай Геннадиевич… Да вы же вместе ездили, помню, Николай Геннадиевич рассказывал.

— Да, — кивнула тетя Женя. — В восемьдесят шестом, на Камчатку. Интересное было затмение, с погодой повезло, корона была отличная, никогда не забуду.

— Вот-вот, — подхватил я. — Зачем же Николай Геннадиевич… То есть, я хочу спросить…

— Почему он сейчас поперся в эту экспедицию? — тетя Женя не стала выбирать выражений, видимо, не раз спорила с мужем, не пускала, говорила то же, что я сейчас хотел сказать, но ведь Николая Геннадиевича не переспоришь, и если он во что-нибудь упрется… — Да потому, что есть у него идея, которую он собирается во время затмения проверить.

С идеями у Н.Г. проблем не было никогда. Проблемы были у него со здоровьем — не в молодости, конечно, когда они с тетей Женей летом путешествовали по Союзу, объехав его вдоль и поперек, а большей частью — не объехав, а исходив пешком, Николай Геннадиевич очень любил пешие переходы, тетя Женя этим от мужа заразилась, они как-то пересекли на своих двоих пустыню Кара-Кум — не всю, слава Богу, но какой-то участок, день или два пешего перехода, тетя Женя часто об этом рассказывала: какая была жара (еще бы — июль месяц!), и как плевался верблюд (какой верблюд — они же пешком шли, или верблюд в это время тащил за ними рюкзаки и палатки?), и как они нашли оазис, оказавшийся заброшенной буровой установкой, кто-то искал там воду, но не нашел, и все заржавело, будто не на солнце, а в болоте.

— Что за идея? — спросил я просто для того, чтобы потянуть время.

Тетя Женя посмотрела на меня с сомнением, но и она понимала, что нужно о чем-то разговаривать, иначе захочется плакать, а если себя распустить, то…

— В общем, — сказала она, — когда Коля подавал заявку на участие, то писал, что хочет проверить эффект двойного гравитационного линзирования.

— Двойного… — повторил я, не поняв двух последних слов.

— Ну… Ты знаешь, что свет — это такие частицы, фотоны?

— Вообще-то, — обиделся я, — я окончил физматшколу и еще не совсем забыл… Свет, насколько я помню, не только частицы, но еще и волны. Электромагнитные.

— Правильно. И когда луч проходит мимо очень массивного небесного тела… звезды, например…

— Или черной дыры, — подхватил я, и тетя Женя посмотрела на меня с подозрением: не разыгрываю ли я ее, сам все знаю, а делаю вид… Я вид не делал, о черной дыре вспомнил потому, что она сказала о массивном небесном теле, тут ассоциация и сработала.

— Или черной дыры, — согласилась она. — Или нейтронной звезды. Или квазара. Или галактики. Неважно, лишь бы масса тела оказалась достаточно большой, чтобы поле тяжести отклонило луч света от прямой линии. Так же, как линза отклоняет лучи с их пути, и если линза выпуклая, то свет собирается в одной точке, фокусируется.