Песах Амнуэль - Марк из рода Давида
- Он ушел, - бормотал дед, - ушел и стал нами... всеми. Стал Страной Израиля. Может быть, если бы... если бы его не... убили... он остался бы человеком... и тогда не было бы ничего... ни нашей страны... ни наших войн... мы ведь всех победили... потому что Мессия - в нас, понимаешь?
- Да-да, - сказал я. - Понимаю, конечно.
- Война Гога и Магога, - голос деда становился тише, с каждым словом из легких уходили остатки воздуха, я слышал странное шипение и какие-то всхлипывания, грудная клетка деда неожиданно поднялась куполом и резко осела, это было страшно, я хотел встать, позвать бабушку, Лизу, позвонить в скорую, наконец, - может, еще не упущен момент и деда спасут, но его цепкие пальцы держали меня за отворот рубашки, я только сейчас это почувствовал и приник к лицу деда, как приникают к роднику, из которого вытекают последние капли воды.
- Война Гога и Магога, - хрипел дед, - она идет долго... А потом все будет хорошо. Все будет хорошо, ты слышишь? Третий храм. Ты его построишь, ты...
Дед не был религиозен, и если заговорил о Третьем храме, то имел в виду, скорее всего, вовсе не каменное сооружение на вершине горы, не место, где евреи будут возносить Творцу молитвы. Что же тогда?
- Ты построишь, - слова всплывали и тонули, я ловил их, как ловят руками рыбу в холодном и чистом водоеме. - Ты и твои дети.
Дед неожиданно замер, я только чувствовал, как колотится его сердце, будто пытается пробиться сквозь грудную клетку - наружу, к свету, вверх, туда, куда уходит душа.
- Дед, - сказал я холодными губами, испугавшись, что все уже кончено, и дед широко раскрыл глаза, посмотрел на меня, я утонул в этом взгляде и увидел то, что он так и не смог выразить словами - ни тогда, когда писал свой рассказ, ни тогда, когда долгие годы искал подтверждения своим мыслям, ни сейчас, убеждая меня в том, что Мессия действительно сошел на землю семнадцатого июля 1947 года.
В раскрывшихся окнах его взгляда я отчетливо увидел уходившую в даль улицу Яффо - она была чем-то похожа на ту, по которой я так часто ходил в последние годы, но все-таки была другой, незнакомой и чужой, - и темную фигуру, силуэт человека в лучах солнца. Фигура была темной, как тень, и в то же время светлой, как трепещущий огонь, и я понимал, что в том нет противоречия. Человек, который назвал себя Марком из рода Давида, повернулся ко мне лицом и поднял в приветствии руку - он знал, что сейчас произойдет, а я еще нет, хотя не мог не знать.
- Я пришел, - теплый утренний ветер донес до меня его слова, будто легкий парусный кораблик приплыл ко мне на гребне воздушных волн. - Я пришел, и я ухожу. Я - это вы. Помни это, Арон.
Он обращался к деду, почему же дед не описал этот эпизод в своем рассказе?
- Я помню...
Кто это сказал? Дед или я?
Марк повернулся ко мне спиной и пошел в сторону Яффских ворот легкой походкой, а потом упал вперед - как и шел, легко, непостижимо и естественно. Звука выстрела я не услышал. Как я мог его услышать? Из прошлого всплывает лишь то, что должно остаться в памяти.
Взгляд деда застыл, застыла и картина - тело на мостовой и излученный им свет, уплывающий куда-то в сторону Старого города. А потом свет померк. "Почему в комнате так темно?" - подумал я.
В комнате было светло. Просто деда в ней больше не было. Я опустил на застывшую грудь его тяжелую руку, закрыл деду глаза, отгородив от мира его остановивший время взгляд, и встал.
- Дед, - сказал я, зная, что душа его еще где-то здесь, рядом, и прекрасно слышит не только каждое мое слово, но и каждую мысль, - дед, я не успел сказать тебе... Я не умер тогда. Я здесь, слышишь?
- Да, - прошелестел в воздухе шепот, будто сухой лист упал с высокого дерева.
Я открыл дверь, и в комнату вошли моя жена и бабушка - им не нужно было ничего говорить, и я ничего не сказал.
Я вышел из дома в ночь. Я вышел на войну Гога с Магогом. Я должен победить в этой войне.
Я - Мессия
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});