Роджер Желязны - Калифрики - Властелин Нити

— Так это Старец из Аламута предложил тебе выполнить эту работу?

— Разумеется. Когда ассассинам нужен наемник, они идут к Калифрики.

— Не хочешь ли сделку?

— Твоя жизнь за склянку? Нет. Уж лучше я получу свое жалованье сполна.

— А я и не предлагаю. Просто полюбопытствовал, — сказал Киф, — не согласишься ли ты.

Когда Киф бросился на него, оружие Калифрики полыхнуло огнем.

Ослепительный разряд расплавил две из шести рук робота и вывел из строя крупный блок датчиков. И все же это было мелочью для Кифа, который чувствовал, что у него еще масса возможностей и он по-прежнему превосходит человека силой. В самом деле…

— Глупо с твоей стороны было тащиться за мной сюда, — сказал он, нанося с разворота резкий удар, который, не задев Калифрики, в пыль разнес участок стены пещеры. — С минуты на минуту здесь будут другие роботы.

— Нет, — ответил человек. — Это я одурачил тебя тем вызовом, чтобы только заманить сюда.

— Так ты нарочно выбрал это место? Почему?

— Я надеялся, что к моему приходу ты уже вытащишь сосуд, — ответил он, резко ныряя вправо, стараясь уклониться от очередного выпада Кифа. — К несчастью, я слегка поспешил и пришел сюда раньше. А жаль.

Он опять выстрелил, вдребезги разнеся еще несколько датчиков и квадратный фут изоляции. Однако Киф с невероятной быстротой развернулся и, выбив пистолет ударом снизу, ринулся вперед. В эту минуту Калифрики, спустив курок, резко откинулся назад и кубарем покатился по полу пещеры, уронив при этом фонарь. Часть потолка пещеры рухнула вниз, наполовину погребя под собой Кифа и завалив вход.

Калифрики поднялся на ноги.

— Пусть я жестоко избит, но мое тело выдержит, — заявил Киф, принимаясь себя откапывать, — и я все равно уничтожу тебя. Но стоит слегка повредить твой костюм, и тебе крышка.

— Верно, — сказал человек, поднимая оружие и снова целясь. — К счастью для меня, эту проблему я уже разрешил.

Он нажал на курок, оружие слабо клацнуло и затихло.

— О, — произнес Киф, мысленно желая, чтобы его черты робота сумели изобразить улыбку.

Калифрики сунул пистолет в кобуру, поднял с земли камень и с силой метнул его. Он раскололся о голову Кифа, обломки его раскатились и попадали в колодец. Киф еще старательнее освобождался из-под обломков, работая только двумя оставшимися придатками, — четыре его руки были разбиты камнепадом.

Когда Киф наконец выбрался из-под завала, Калифрики все еще продолжал швырять в него камнями. И тогда, атаковав человека, Киф успел потянуться к его горлу, но его левая конечность вдруг замедлила движение, заскрежетала и замерла. Правая конечность продолжала тянуться к Калифрики, который схватил ее обеими руками и, присев, проскользнул под ней, выпрямился во весь рост и наскочил на робота сбоку, а затем еще раз с тыла. Словно в невесомости ступни Кифа оторвались от пола. Он ощутил толчок: его перевернуло и подкинуло. Затем он полетел вниз, навстречу огненному сиянию. И прежде чем коснуться лавы, он понял, что снова недооценил Калифрики.

***

Киф пристально разглядывал Долину Застывшего Времени. Как всегда, он старался растянуть момент безвременья, в течение которого можно было обдумать перспективы своего физического существования и возможные последствия событий. По непонятным для него причинам, процесс зависания продолжался. Его порадовало то, что на сей раз он видит способы, посредством которых можно заранее наметить ход событий и влиять на них, чего ему никогда прежде не удавалось. На этот раз он сумеет устроить для Калифрики не просто ловушку, а ловушку тонкую и хитроумную — от путешественника во времени такому же путешественнику и достойную путешественника во всех отношениях.

Он сумел удержать ход времени до тех пор, пока почти все не встало на свои места.

***

Когда Калифрики следовал за Нитью сквозь время без пространства в пространство без времени, его озадачил ее ход — путь в мир, в котором он собирался вновь преследовать Кифа, чтобы вступить с ним в последний поединок. Мир расстилался самым необычайным узором, который Калифрики когда-либо наблюдал. Слишком затейлив — он еще не успел как следует разглядеть его, как сила течения уже перенесла его на уровень событий. Значит, рассматривая множество фактов в их совокупности, выискивая цепь причинных связей величайшей из опасностей и создавая некую линию жизни, ему снова придется положиться на интуицию, которая так хорошо служила ему прежде. Тут он не смог сдержать смех, хотя в этом месте смех, точно так же как музыка или ветер, не мог проявить себя — их просто не существовало. Он крутанул в руках нить и хлестнул ею, словно бичом. Повинуясь его воле, докрасна раскаленная петля понеслась от него прочь, вперед, к глубоким ущельям и широким каньонам его нового будущего мира. И он последовал…

***

Ступив на каменистую тропу, которая немедленно подалась и посыпалась под ногами, он потянулся к ближайшему выступу скалы и вцепился в него, но и тот тоже обрушился под его тяжестью. Затем, сквозь заклубившуюся пыль, он разглядел внизу длинный крутой склон с отдельными каменистыми уступами, который ему вскоре предстояло преодолеть. Подняв левую руку, чтобы защитить лицо, он позволил телу расслабиться и попытался на пятках спуститься вниз по склону, размышляя о том, как благоразумно уйти от большой, но пока еще далекой опасности, пренебрегая малой, но жестокой, которая уже дышала ему в затылок.

***

Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на просторной кровати с пологом, голова болела, во рту пересохло. В комнате было темно, но у противоположной стены дневной свет пробивался в щели по краям плотно закрытых ставень. Он попробовал подняться, чтобы подойти к окну, но боль в правой ноге явственно заявила о том, что кость, должно быть, сломана. Он выругался на нормандском, арабском, итальянском и греческом, потер лоб, задумчиво огляделся вокруг и снова уснул.

Затем его разбудил щебет птиц и тихие звуки чьего-то присутствия в комнате. Сквозь щель полузакрытых век он заметил надвигающуюся на него фигуру, по размерам и очертаниям принадлежащую человеку, за спиной которой колыхались какие-то яркие пятна. Фигура остановилась возле кровати, и он почувствовал, как чья-то прохладная рука легла на его лоб, как кончики пальцев принялись искать пульс на запястье. Он открыл глаза.

Она была светловолосой и темноглазой, с кукольным подбородочком, с совершенно гладким личиком безо всякого выражения в своей сосредоточенности. Он не мог оценить, была ли она высокой, низенькой или где-то посередке, так как плохо представлял себе высоту своего ложа. Позади нее маячила сияющая статуя обезьяны — бронзовый шимпанзе во весь его рост, отлитый в совершенстве, до мельчайших подробностей, в правой руке он держал вместительный черный чемоданчик. За ним на полу высилась массивная серебряная черепаха с накрытым подносом с едой на спине, ее голова медленно покачивалась из стороны в сторону.