Александр Лоскутов - Исповедь всемогущего

Вот тут-то и начались первые проблемы.

А как же им было не начаться, когда среди двух десятков малолетних оболтусов я выделялся не меньше, чем белая ворона, неведомо как затесавшаяся в стаю своих черных товарок?

Худой, тщедушный, очкастый и - о, ужас! - отдающий предпочтение математике вместо физкультуры, мальчишка моментально превратился в идеальную мишень для насмешек и шуточек. Естественно, это нисколько не доставляло мне удовольствия, но что можно было поделать? Стоило мне только начать ерепениться, как тут же наш дружный первый-Г класс ставил зарвавшегося очкарика на место. Причем обычно после этой не слишком приятной процедуры мне приходилось довольно долго щеголять с распухшим носом и треснувшим стеклышком в очках.

После трех или четырех подобных потасовок типа один против шестерых (или в лучшем случае - один против троих), я четко уяснил положение дел и нарываться на неприятности перестал, что, впрочем, нисколько не мешало моим одноклассничкам периодически поколачивать меня безо всяких поводов. Видимо, для профилактики, а также за то, что мне не приходилось особо сильно напрягаться, делая домашнее задание.

Немного позже проблемы появились и у меня дома, придя с той стороны, откуда я меньше всего их ожидал. Источником моих горестей послужил, как ни странно, мой младшенький братишка. К тому времени он уже достаточно подрос, для того, чтобы беспрепятственно колесить по квартире, рьяно занимаясь своими детскими делами, преследуя меня по пятам и постоянно мешаясь под ногами с целью подстроить мне какую-нибудь мелкую пакость. А поскольку он был вооружен универсальным детским оружием, то эти самые пакости сыпались на мою голову регулярно.

Кто-то, быть может, удивится и захочет узнать, что же такое было у этого малолетнего хулигана, чего не было у меня? И я поясню:

Слезы это были. Обычные детские слезы, основательно подкрепленные присутствием родителей за спиной. Стоило ему только начать голосить (а он умел делать это очень громко и выразительно), как тут же появлялся кто-нибудь из моих родителей и разражался потоком "ласковых" слов, обвиняя меня в том, что я не уследил за своим младшеньким братишкой, который прищемил пальчик, пытаясь ради любопытства расколошматить мамину пудреницу. Причем любопытство это было направлено не на эту злосчастную пудреницу с целью разузнать, что там у этой забавной штучки внутри, а четко ориентировано на то, чтобы посмотреть, как будет потом отдуваться старший брат в случае неотвратимо надвигающихся неприятностей. И даже сам Господь не смог бы ничего поделать, если б мне вдруг пришло в голову отобрать у него эту несчастную пудреницу. Вой поднимался такой, что посуда на столе тряслась и подпрыгивала. В таких случаях словами обычно дело не ограничивалось, и в ход шла такая неприятная штука, как отцовский ремень.

- Не смей обижать маленьких!

Так продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось двенадцать лет. Я исправно терпел получаемые от своих одноклассников тычки и затрещины, чтобы, вернувшись домой с синяком под глазом, обнаружить, что только что лишился своего куска пирога, отданного братику, потому что свою долю он "нечаянно уронил со стола". И, глядя на хитрую ухмылку этого малолетнего бандита, только такие доверчивые люди, как мои родители могли поверить, что это и в самом деле произошло случайно.

Как я уже говорил, это были хорошие времена. Счастливые и тихие. Но, к сожалению, они слишком быстро закончились. Причем закончились так, как никто в целом мире и предположить бы не смог.

Я не помню точно, по какому случаю было организовано то грандиозное празднество. Наверное, это было Время Подстрижки Газонов. Или День Рождения Любимой Собачки Нашего Прославленного Мэра. Но, вероятнее всего, не было вообще никакого повода, а было простое человеческое любопытство, следуя которому большая шишка из разряда По-настоящему Больших Шишек решила навестить наше захолустье.

Как бы то ни было, но к этому дню весь город начал готовиться заранее. Был организован праздничный стол, выступление городского ансамбля и восхищенные школьники с огромными букетами цветов. И почему-то именно мне выпала сомнительная честь стать одним из них. С чего бы это мне вдруг так повезло, я не знаю. Особо приятными для глаза чертами лица я не обладал, а в то время, если только память меня не обманывает, вообще щеголял с разбитой губой, но вот... Наверное, злодейка-судьба снова решила подшутить надо мной. Во всяком случае, именно так я и думал, топая домой после школы и по привычке размышляя по дороге о своих горестях.

- Почему я? - Извечный вопрос, которым я за свою жизнь задавался тысячи раз. - Почему именно я?..

Как бы то ни было, но к назначенному часу, я явился в наш городской клуб, будучи обряженным в новенький с иголочки костюмчик, причесанным и даже с вымытой шеей. В руки мне сунули большущую охапку душистого сена, по недоразумению названную букетом роз и велели ждать своего часа.

Как обычно, особо выбирать мне было не из чего. Приходилось тихонько преть в неудобном костюме, переминаться с ноги на ногу и слушать эти бесконечные никому не нужные речи. Немного утешало только одно - я здесь был не один такой. Рядом со мной точно так же топтались и потели еще семь или восемь моих собратьев по несчастью с дурацкими цветочками в руках.

Господин Большая Шишка, тем временем, взобравшись на предоставленную ему трибуну, продолжал с важным видом вещать о совершенно непонятных мне и от того невероятно скучных вещах. Периодически слышались аплодисменты или осторожные вопросы, а иногда и то и другое разом, но мне это все было совершенно неинтересно. Скучно мне было. Скучно и неудобно.

Потом, когда я уже начал подумывать, что вся эта болтовня никогда не закончится, и мне придется остаток дней своих провести за сценой, будучи выряженным в этом проклятущий костюм, наконец-то наступила наша очередь.

Сжимая руками основательно потрепанный букет, я шагнул вперед, от всей души надеясь, что все это скоро закончится, и я смогу вернуться домой, где меня терпеливо ожидал обнаруженный вчера в городской библиотеке томик одного из знаменитых в то время писателей-фантастов.

Приняв цветы из рук хихикающей первоклассницы, господин Большая Шишка повернулся ко мне и... О, Боже... Бедняга чуть не упал.

Не обращая внимания, на обалдело уставившегося на меня почетного гостя, я упорно ковылял вперед, сосредоточившись главным образом на том, чтобы не споткнуться на этих неудобных ступеньках и не растянуться во весь рост самым позорным образом. Добравшись до неподвижно застывшего на месте Господина Большая Шишка, я повел себя точно так, как мне говорили: поклонился и быстренько сунул цветы прямо ему в нос, нисколько не задумываясь, почему это у важного дяденьки глаза на лоб вылезли, а челюсть на уровне колен болтается.