Глеб Голубев - Сын неба

— Редкая находка. Надгробие трубача…

Однако даже такие познавательно-образовательные экскурсии скоро кончались. Алеша быстро посчитал свой долг гостеприимного хозяина до конца выполненным и бросил меня на произвол судьбы, все глубже зарываясь в землю. Мне грозила горькая участь бродить по окрестным горам в одиночестве, постепенно дичая на манер древних тавров.

Пробовал подговорить на прогулки Тамару — есть у них в экспедиции такая бойкая смугляночка, — тоже ничего не вышло. Так бы и пропал во цвете лет, если бы не подобрал на пляже подходящую компанию: они копались, а мы купались. Пусть нам будет хуже! А виделись с Алешкой только в обед да вечерами.

Вечерять с этими земляными кротами было весело. Во дворе маленького домика на окраине, где у них была база, каждый вечер разводили большой костер. Все усаживались вокруг на перевернутых ящиках, на опустошенных за ужином ведрах, которые этой ораве заменяли столовую посуду, а кто и прямо растягивался на теплой земле, и начинались байки и хохмочки. Народ подобрался все молодой, зубастый, скучать не приходилось.

Я, признаться, их все время подзуживал, кощунственно называл археологию «самой точной из всех неточных наук», постоянно вызывал на спор. А они с пеной на губах отстаивали свои «выдающиеся исторические открытия», хотя, по-моему, не очень убедительно.

Во время одного из таких споров у костра Алексей сплел весьма увлекательную и фантастическую историю о гибели этого самого Уранополиса, остатки которого они по черепушечке выкапывали иголками да ножичками из-под земли.

— Представим себе, — торжественно начал он, — кто имеет хоть каплю воображения, конечно, темную ночь в конце августа шестьдесят третьего года до нашей эры. Тогда не было ни этой танцплощадки, откуда к нам доносятся столь громкие ритмы, ни асфальтовых дорожек, ни этого маяка на скале, то и дело посылающего в море призывный сверкающий луч… Тьма упала на узкие улочки Уранополиса, приютившегося в ложбине меж гор под защитой крепостных стен. Дневная жара спала. Гасли светильники в домах. Укладывались спать усталые ремесленники. Только рабы еще заканчивали работы, для которых не хватило дня. Но на то они и рабы, чтобы трудиться без отдыха и сна…

«А у нас на то и уши, чтобы слушать эти хрестоматийные сказочки для детей младшего школьного возраста…» — хотел вставить я, но, покосившись на вилку в загорелых руках Тамары, промолчал. Она девушка решительная.

— Итак, наступила ночь. В богатом доме, в зале, украшенном цветной мозаикой и мраморными фигурами грифонов, раб скатал ковровую дорожку, тянувшуюся от самой двери, и поставил тяжелый сверток у мраморного порога: у него уже не было сил выбивать ее сегодня, и он решил встать для этого пораньше, до зари. В соседней комнате другой раб, писец, пристроив на коленях дощечку с натянутым на нее папирусом, выводил последние строки отчета о сделанных за день покупках, чтобы утром предстать перед хозяином. В караульной будке у ворот старый привратник Сириск перед сном увлекся своей любимой забавой, которой стеснялся заниматься днем, на людях: из блестящего желтоватого оленьего рога он любовно вырезал острой пилкой крошечные фигурки причудливых зверей — дикой лесной кошки, легконогого тура, белки с пушистым хвостом…

Все притихли. Только потрескивал костер, рыжими космами языков облизывая черное небо, нависшее над нами.

— Еще пылало жаркое пламя в горне тесной и грязной мастерской оружейника, прилепившейся на обрыве над самым морем возле стен крепости. Мастер в этот поздний час заканчивал большой щит из электрона, украшенный изображениями быков и оленей. Он рассматривал его при неверном, угасающем свете и все никак не мог налюбоваться на свою работу. Если бы он знал в тот момент, что его щитом так и не удастся воспользоваться никому из воинов, расхаживающих с острыми копьями в руках по тропинке на вершине крепостных стен и тревожно всматривающихся в ночную тьму!.. Усталая жена оружейника засыпала зерно на завтра в большую каменную ступку. Надо было провеять его заранее, да не успела дотемна, придется раньше вставать. И она с досадой бросила на глиняный пол возле очага деревянный совок. Если бы она знала в этот момент, что утром уже не возьмет его в руки!.. Мы осторожно выкопаем этот совок из праха только двадцать веков спустя. Засыпает маленький город, приютившийся среди крымских скал на чужом берегу, далеко от родной Эллады. Ночь и тишина, только время от времени протяжно перекликаются стражники на крепостных стенах. А по скалам, окружившим город и крепость, прикрытая ночным мраком, по-змеиному коварно и бесшумно подкрадывается беда…

— А кошка, Алексей Николаевич? Вы забыли про кошку! — перебила Тамара, нарушив все очарование сказки.

— В самом деле, про кошку-то я забыл. Итак, все утихло в крепости. И тогда в громадном погребе, где хранились пузатые глиняные пифосы с отличным крымским вином, вышла на охоту кошка. Мерцая зелеными глазами, она тихо кралась между пифосами. И вдруг увидела мышь! Кошка метнулась к ней, а мышь, пытаясь спастись, прыгнула на крышку пифоса! Он был пуст, время сбора винограда еще не наступило, и мышь провалилась в глубокий глиняный сосуд с отвесными гладкими стенками. Через мгновение туда же рухнула и кошка, не рассчитавшая своих движений в азарте ночной охоты. Теперь ей было уже не до мыши… Им не выбраться из каменного плена: через полчаса прозвучит над горами условный трубный звук, со всех сторон на город бросятся подкравшиеся в темноте вражеские воины, запылают хижины, закричат люди, и пламя охватит крепость…

Алексей замолчал, и все молчали. Костер, в который забыли подбрасывать хворост, догорал, и угли в нем жарко рдели, словно и впрямь остатки какого-то пепелища. А тьма, обступившая нас, казалась тревожной, угрожающей, полной каких-то подкрадывающихся теней и непонятных шорохов.

Умеет он все-таки завлекать своими россказнями!

— Особенно ловко у тебя получилось с кошкой, — как можно снисходительнее сказал я, прогоняя колдовскую тишину. — Стоит она у меня перед глазами ну прямо как живая. И кошка и мышка… Завидная у вас все-таки профессия, братцы гробокопатели! Пожалуй, не уступает астроботанике. Пойди там проверь, что растет на Марсе или как кошка ловила мышку две тысячи лет назад? Любимая профессия барона Мюнхгаузена…

На меня сразу бросились с негодующими воплями с двух сторон. Еле отбился от землеройных фанатиков.

— По-твоему, все это сказочки, игра фантазии, — снисходительно сказал Алексей. — А я могу голову дать на отсечение, что все так именно и было в ту ночь.

— Конечно. И главное, как удобно сочинять: пойди проверь, что в самом деле случилось в одну чудесную августовскую ночь две тысячи лет назад!