Роберт Уилсон - Спин

— Ну ладно, — уступил Джейсон. — А Полярную найти сможешь?

Полярная звезда, путеводная. Читал я книжки о борьбе с рабством, о Гражданской войне XIX века. Встречалась там песня беглых рабов:

Вернётся солнце, под крик перепёлки —Иди за большим ковшом.Там ждёт белый дед у колючей у ёлки —К свободе иди за ковшом.

Вернётся солнце — значит, после зимнего солнцестояния в декабре. Перепёлки зимуют на юге. Большой ковш — Большая Медведица, ковш указывает краем черпака на север, к свободе. Я разыскал в небе ковш и не слишком определённо махнул рукой в его направлении.

— Видал? — торжествующе спросила брата Диана, как будто я помог ей выиграть очко в каком-то их споре, мне неизвестном.

— Ну, молоток, — похвалил меня Джейсон. — О кометах слыхал?

— Угу.

— Хочешь глянуть?

— А то…

Я кивнул и подвинулся к нему, всё ещё ощущая во рту гадостный привкус от сигареты. Джейсон показал, как лучше упереть локти в землю, вручил мне бинокль и помог навести фокус. Расплывчатые пятна превратились в сияющие точки, и я нашёл — или мне показалось, что нашёл — пятнышко в тёмной бездне меж звёзд, оставшееся расплывчатым.

— Комета… — учительским тоном начал Джейсон.

— Знаю, знаю, — затараторил я. — Снежный ком, летящий к солнцу.

— Можно, конечно, и так выразиться, — снисходительно согласился Джейсон. — Знаешь, откуда они прилетают? Из-за границы нашей Солнечной системы, из пространства за Плутоном, и до половины расстояния до ближайшей звезды. Холод там такой, что и представить невозможно.

Я несколько неуверенно кивнул. Космической фантастики я начитался предостаточно, чтобы развился во мне священный ужас перед необъятными, не знающими жалости межзвёздными просторами. Об этом приятно было размышлять с замиранием сердца, хотя и чувствовал я себя в результате таких размышлений жалкой козявкой.

— Госпожа, не желаете взглянуть? — обратился Джейсон к сестре.

— Это приказ?

— Не хочешь, не надо. Сиди, дыми своей вонючкой, разрушай лёгкие, если тебе так нравится.

— Верблюд ослячий, — буркнула Диана, вдавила окурок в траву и величественно вытянула руку приблизительно в моём направлении. Я передал ей бинокль.

— Поосторожнее, — предупредил Джейсон. Он успел влюбиться в свой новый инструмент. От бинокля ещё пахло упаковочной плёнкой и полистирольной пеной.

Диана поднесла бинокль к глазам, настроила его. Помолчала. Вздохнула устало и разочарованно:

— И знаешь, что я вижу сквозь эту штуку, глядя на звёзды?

— Ну?

— Звёзды. Всё те же звезды.

— Головой работай. Используй фантазию, воображение! — кипятился Джейсон.

— А на кой мне чёрт тогда бинокль?

— Я имею в виду, думай о том, что видишь.

— А-а-а… — протянула она и тут же с энтузиазмом воскликнула: — О-о-о! Джейсон! Я вижу…

— Ну что, что?

— Знаешь, ведь это же… Да-да, это Боженька! У него длинная белая борода. И в руке плакат. А на плакате большими буквами:

ДЖЕЙСОН КОЗЁЛ!

— Ах, как остроумно! Отдай, бестолочь. Играй в куклы.

Джейсон протянул руку за биноклем, но Диана, не обратив на него внимания, перевела бинокль на окна «большого дома».

Пьянка у них началась довольно поздно вечером, как обычно. Мать моя эти мероприятия считала чуть ли не правительственными встречами на высшем уровне, на которых заключались крупные сделки, но она склонна преувеличивать. Большинство гостей, по словам Джейсона, немалые фигуры в аэрокосмическом бизнесе и в политике. Не самые верхи вашингтонского истеблишмента, однако всё же «сливки общества» со связями на западе и в военно-промышленном комплексе. И-Ди Лоутон, пахан Дианы и Джейсона, устраивал такие вечеринки регулярно, примерно раз в квартал.

— Всё путём, — комментировала Диана. — На первом этаже пьют и пляшут. Больше пьют, чем пляшут. Жрать, похоже, уже перестали, прислуга сворачивается и скоро намылится по домам. Кабинет зашторен. И-Ди в библиотеке, точит лясы с парой пиджаков. Ф-фу! Один дымит сигарой!

— Ай-ай-ай! Ваше возмущение разыграно неубедительно, мисс Мальборо.

Не обратив внимания на замечание брата, Диана продолжила обзор с комментариями.

— Вот так всегда, — сокрушался Джейсон. — Сунь её носом во Вселенную, а она отвернётся и примется мух считать на потолке.

Я не нашёлся что ответить Джейсону. Как и многое другое, сказанное им, это казалось слишком высоколобным и слишком остроумным для меня, недосягаемым. Не созрел я для беседы с ним на равных.

— Моя спальня… Слава богу, пусто. Джейсона спальня… Тоже пусто, если не считать журнала под матрасом. «Пентхауз», раскрыт на развороте, естественно.

— Бинокль, конечно, что надо, но под матрас всё же не заглядывает, — проворчал Джейсон.

— Спальня предков… Пусто, — продолжила обзор Диана. — Гостевая спальня… — Она смолкла на полуслове.

— Что там? — заинтересовался Джейсон. Диана молча глядела, не говоря ни слова.

— Диана, — не выдержал я.

Прошло ещё несколько секунд. Диана вдруг передёрнула плечами, отвернулась и запустила биноклем в Джейсона, протестующе взвившегося и бросившегося спасать свою драгоценность от возможных повреждений. Мы не понимали, что с ней стряслось, но спросить не успели.

Звёзды исчезли.

Ничего особенного.

Именно так говорили очевидцы. Как будто ничего особенного и не случилось. Я смотрел в небо, не обращая внимания на очередную перепалку брата и сестры. Ничего особенного, лишь какое-то сияние, вспышка, что ли… и краткий миг полного ослепления. Я моргнул.

— Что там? Молния? — спросил Джейсон. А Диана вообще ничего не сказала.

— Джейсон… — Я продолжал моргать.

— Ну, что? Диана, если ты что-нибудь сломала…

— Да заткнись ты…

Я заклинающе поднял обе руки.

— Подождите, оба. Гляньте. Где звёзды?

Джейсон и Диана враз вздёрнули головы.

Из нас троих лишь Диана могла всерьёз поверить, что звёзды вдруг «погасли», как будто свечки, задутые порывом ветра. Джейсон настаивал, что это невозможно. Ведь свет от звёзд доходит до нас за сто, сто тысяч, сто миллионов лет, в зависимости от того, как далеко звезда от нас находится. И если они вдруг разом погаснут, то свет от них не исчезнет одновременно. К тому же, добавил я, солнце-то не погасло, а оно ведь тоже звезда. Оно ведь светит, хоть и на другую сторону планеты.

Конечно светит, поспешно согласился Джейсон и тут же добавил:

— А если нет, то мы к утру превратимся в сосульки.