Сергей Михайлов - Стрела архата

-- Эй! Стойте! -- крикнул Чудаков, безуспешно пытаясь догнать незнакомца в плаще. Но тот будто не слышал.

В азарте погони Чудакову как-то в голову не пришло, что он -безоружный -- в одиночку преследует вооруженного незнакомого мужчину, который вполне мог оказаться преступником. Впрочем, мог и не оказаться...

Человек в плаще уверенно шел, не сбавляя шага, по лесной дороге, а Чудаков несся вслед за ним, то и дело падая в грязь и чертыхаясь. С брюк его стекала противная липкая жижа, а импортные кроссовки от налипшей на них глины и по весу, и по форме стали напоминать свой аналог отечественного производства. Охотник же, ничем не выдавая своего волнения, неизменно продолжал свой путь.

Первые сомнения в целесообразности преследования зародились в душе Чудакова, когда он неожиданно споткнулся в темноте о корягу и во весь рост растянулся в большой, уже начавшей подсыхать луже. Однако маячившая впереди загадочная фигура незнакомца заставила отбросить все сомнения. Нет, не время сейчас задумываться о пустяках, главное -догнать, а там видно будет...

Когда Максим Чудаков, с ног до головы вывалявшийся в грязи, добрался наконец до железнодорожной насыпи, незнакомец в плаще в это самое время взбирался уже на платформу станции Снегири.

-- Стойте! -- снова крикнул Чудаков, с удивлением обнаружив, что погоня порядком вымотала его. -- Да остановитесь же, наконец!..

Незнакомец и впрямь остановился, но потому лишь, что цель его пути была наконец достигнута. Он не спеша прохаживался по платформе, отчетливо стуча коваными сапогами по асфальтовому покрытию платформы и, казалось, совершенно не замечал бегущего к нему человека. Никакой попытки к бегству он не предпринимал. Чудакова это насторожило, но времени на раздумья сейчас не было.

За спиной, совсем рядом, послышался длинный протяжный гудок. "Электричка!" -- в ужасе подумал Чудаков. Сердце его забилось с такой силой, что его стук слился со стуком колес стремительно надвигающегося поезда. И вот уже мимо него понеслись ярко-желтые квадраты окон вагонов -- сначала единой светящейся полосой, потом ее отдельными огненными фрагментами, и наконец поезд настолько замедлил ход, что Чудаков без труда смог разглядеть пустоту ярко освещенных вагонов последней электрички.

"Не успею!" -- беспомощно подумал Чудаков, готовый завыть от своего бессилия. А вдруг?.. Он и так уже бежал на пределе своих возможностей, но мысль о том, что буквально на его глазах уходит преступник, извлекла из недр его организма последний резерв сил. Ну, еще немного -- еще десять, пять метров...

Электричка остановилась. Двери автоматически открылись, и незнакомец в плаще уверенно вошел в неосвещенный тамбур. В глубине тамбура вспыхнула спичка, и из открытых пока еще дверей поплыл сизый дымок сигареты. Но вот поезд дернулся, зашипел, и двери захлопнулись.

Когда обессиленный, чуть живой Максим Чудаков вскарабкался на платформу, поезд уже тронулся. И Максим действительно завыл -- завыл от отчаяния. Платформа Снегири была безнадежно пуста.

Обратно он шел медленно и долго. Невеселые думы одолевали неудачливого преследователя, но чем ближе он подходил к дачному поселку, тем больше эмоциональная направленность его мыслей уступала место холодному анализу последних событий.

Был ли этот человек преступником -- вот вопрос, который вдруг со всей ясностью встал перед Чудаковым. Возможны были несколько вариантов объяснения тому, что произошло нынешней ночью. Первый: преступление совершено, но этот человек -- обычный охотник, не имеющий к выстрелу никакого отношения; в момент выстрела он вполне мог случайно оказаться возле дачи профессора, проходя через поселок. Второй: стрелял действительно он, но это еще не доказывает, что он преступник (на то он и охотник, чтобы стрелять); возможно, выстрел был случайным. Правда, этот вариант имел одно слабое место: сразу же после выстрела незнакомец был замечен Чудаковым выходящим из дома профессора Красницкого. Третий: преступления не было, выстрела -- тоже, все это -- плод воображения Максима Чудакова, подогретого детективным чтивом заморской писательницы; одним словом, все это могло ему просто присниться. Теперь факты. Был человек с ружьем, вышедший из дачи профессора Красницкого. На зов Чудакова он не отозвался, но и явной попытки к бегству не предпринимал; с последней электричкой он уехал в сторону Москвы. Ничего предосудительного. Странно только одно: почему он не откликнулся, когда Чудаков звал его? Опять возможно несколько вариантов: либо он глух, либо в силу своего нелюдимого нрава не желал вступать в разговор с незнакомцем, либо его удерживало от контакта с кем-либо совершенное им преступление.

Подобные логические построения несколько взбодрили Чудакова и придали его мыслям определенное и четкое направление. Одержимый идеей во что бы то ни стало докопаться до истины, он сразу по возвращении в поселок направился к даче профессора Красницкого. Первым делом необходимо было выяснить: что же на самом деле произошло на этой таинственной даче? Может быть, нечего и городить весь этот сыр-бор?

Осторожно, чтобы не разбудить невзначай своего соседа по даче, если он -- дай-то Бог! -- спит, Чудаков проник в дом и, минуя ряд темных, пустых помещений, добрался, наконец, до той самой -- освещенной -- комнаты. Чудаков бывал здесь и раньше, заходя к профессору поболтать или сыграть партию в шахматы, поэтому ориентировался он в доме без труда. Постучав, Чудаков чуть приоткрыл дверь и спросил:

-- Разрешите, Петр Николаевич?

Ответа не последовало. Взору Максима представилась следующая картина. Профессор Красницкий сидел за письменным столом, склонив голову на полированную поверхность, и, по-видимому, спал, а на спине... О Боже! Так и есть! В него стреляли!.. На спине профессора отчетливо темнело небольшое пятно -- след от пули. Сомнений больше не оставалось -- здесь совершено преступление. Только сейчас Чудаков обратил внимание на душный, спертый воздух и какой-то странный запах. Пахло порохом. Последний, так сказать, штрих. Впрочем... впрочем, может быть, профессор еще жив?..

Максим Чудаков осторожно пересек комнату, оставляя грязные следы на крашеном полу, и приблизился к письменному столу. Превозмогая инстинктивный страх, он коснулся руки профессора. Рука была мертвенно-желтой и совершенно холодной. Чудакову не требовалось особых познаний из области медицины, чтобы определить: профессор Красницкий безнадежно мертв. Что ж, смерть человека лишь усугубила драматизм ситуации, но природы преступления не изменила. Совершено умышленное убийство, и главное теперь -- найти убийцу.

Все происшедшее в этой комнате представлялось Чудакову ясно и отчетливо. Преступник вошел в дом, добрался до единственной освещенной комнаты, приоткрыл дверь, увидел спину своей жертвы, прицелился и выстрелил. Потом преспокойно покинул дачу и укатил на последней электричке. Просто, банально и прозаически. Где-то в глубине души Чудаков надеялся на более увлекательное, запутанное дело, требующее от детектива (а именно таковым он себя считал -- тоже в глубине души) напряженной работы ума, сложных логических комбинаций, проработки множества версий, встреч со свидетелями и так далее. А здесь... Ни свидетелей, ни работы ума... Единственное, что от него требовалось, -это работа ног, но здесь-то как раз он и подкачал. Да, неудачно как-то все складывается. И в то же время...