Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

«Сожалею», — быстро мелькнули пальцы Ли.

— Пришли письма от ваших сибов, — сказал он. — Сибы и друзья команды «Бигля», несомненно, также попробуют связаться с вами. Вам не обязательно отвечать на них, если вы не готовы.

«Понял».

Даву колебался, но слова настойчиво просились наружу; он предоставил им эту возможность.

— Пришло что-нибудь от сибов Кэтрин? — спросил он.

Мрачное выражение Ли почти не изменилось. «Да. — Он склонил голову. — Могу я что-то еще для вас сделать? Что-нибудь организовать?»

— Нет, не сейчас, — сказал Даву и просигналил «спасибо». — Могу я встать с кровати?

Взгляд Ли сделался отсутствующим, словно он просматривал индикаторы, расположенные где-то у себя в мозгу. «Да».

— Можете, — сказал он, поднимаясь на ноги и вынимая трубку изо рта. — Должен добавить, что вы находитесь в госпитале, но не имеете формального статуса пациента и можете уйти в любое время. Точно так же вы можете оставаться здесь в обозримом будущем, так долго, как сочтете необходимым.

«Спасибо».

— Кстати, где находится госпиталь?

— Западная Ява. Город Бандунг.

Стало быть, Земля. Которую Даву не видел уже семьдесят семь лет. Нежные пальцы памяти коснулись его мозга, оживив ароматы дуриана, океанского прибоя, муската, гвоздики и куркумы.

Он знал, что не бывал прежде на Яве, и подивился тому, откуда могли прийти эти воспоминания. Возможно, от одного из сибов?

«Спасибо», — вновь обозначил Даву, привнося в мелькание пальцев ощущение последнего аккорда.

Доктор Ли оставил Даву наедине со своим новым/старым телом, в комнате, где все было пропитано воспоминаниями и болью.

В шкафу темного дерева Даву нашел идентификационные документы и одежду, а также уведомление о том, что на его счет переведена задержанная зарплата за семьдесят восемь лет. Электронный почтовый ящик содержал сообщения от его сибов и другие личные письма, с которыми предстояло разобраться, — для того, чтобы ответить на все, придется создать электронную копию своей личности.

Он оделся и вышел из госпиталя. Тот, кто руководил его сборкой, — возможно, сам доктор Ли — предусмотрительно включил в его встроенный ROM исчерпывающую карту Земли, поэтому во время прогулки он сворачивал куда заблагорассудится, не боясь заблудиться. Яростное солнце жгло с тропической интенсивностью, но новое тело было приспособлено к жаре, а бриз, веявший с гор, делал приятным даже период полуденного прилива.

Жизнерадостная металлическая музыка скрежетала почти из каждой двери. Люди в ярких одеждах, проворные, словно обезьяны в джунглях Суматры, неслись куда-то высоко вверху по тривеям и натянутым канатам, ловко перебирая конечностями, модифицированными для лазанья по деревьям. Роботы, невосприимчивые к жаре, неслышно скользили мимо. Даву все казалось странно знакомым, словно он уже видел это во сне.

Вдруг он оказался около моря, и вновь узнавание болезненно резануло по сердцу. «Дома!» — кричали его мысли. Другие миры, которые он построил, другие красоты, которые он лицезрел, никогда не отливали такой голубизной, не сияли таким совершенством, как здесь, в родных сферах. Еле заметные атмосферные особенности делали морскую лазурь неестественной во всех прочих мирах.

С криком узнавания пришла память: его звали Даву Опасный, его — человека, который пришел сюда столетие с чем-то назад, и бок о бок с ним шла Кэтрин.

Но та Кэтрин, которую он знал, умерла. Глядя на красоты Земли, он вдруг почувствовал, что мир его радости превращается в горький прах.

«Увы!» — обозначили его пальцы невысказанное слово. «Увы!»

Он жил в мире, где никто не умирал и ничто никогда не исчезало. Каждый знал, что такие вещи время от времени случаются, но никогда — почти никогда — с кем-то, кого хорошо знаешь. Физическое бессмертие было простым и дешевым, к тому же оно подкреплялось множеством альтернативных систем: создание резервных копий разума, их загрузка в виртуальную реальность или в прочную неуязвимую машину. Наносистемы дублировали тело или улучшали его, приспосабливая к разнообразным условиям. Твои данные дремали в надежном хранилище, ожидая электронного поцелуя, который вернет их к жизни. Вынашивание ребенка в матке стало редчайшей формой репродукции, чуть чаще, но почти так же редко плод выращивали в пробирке.

Гораздо проще было заставить нанодублировать себя взрослого. По крайней мере есть с кем поговорить.

Никто не умирал, ничто не исчезало. Но Кэтрин умерла, подумал Даву, и я пропал, а так не должно было случиться.

«Увы!» Пальцы провыли горе, что застряло у Даву в горле. «Увы!»

Даву и Кэтрин встретились в школе: они принадлежали к поколению, которое вынашивание плода в материнском чреве предпочитало альтернативным способам размножения. Бессмертие нашептывало свои условия в их чуткие уши. Они встретились на лекции (Дольфус читал «Новое открытие моря Гумбольдта») в Колледже Тайны. Стоило им только взглянуть друг на друга, как они уже знали, словно ангелы шепнули им об этом, что одной тайной в мире стало меньше, и каждый из них был ответом другому, их души соединились, подобно тому, как отполированные кусочки головоломки встают на свои места — или же, учитывая их специальность, подобно тому, как карболовые функциональные группы занимают свои гнезда в индольном кольце.

В их взаимной привязанности было, как они сами признавались, что-то мистическое. Полные молодого задора, они неистово отдались исследованию мира, окунулись в бесконечность Вселенной, которая приветствовала их.

Он и слышать не хотел о том, чтобы расстаться с ней. Двадцать четыре часа были тем крайним пределом, после которого нервы Даву начинали выбивать тревожную дробь, и он замечал, что разговаривает с воображаемым призраком Кэтрин, просто чтобы не оставаться одному в этом мире — мир без нее терял свои краски.

Без нее космос казался Даву подернутым неясной дымкой. Хотя определенные вещи казались вполне постижимыми (например, применение коэноцитического упорядочения клеток при трансмиссии информационно насыщенных протеинов и ядер, историческое значение юкатанской астроблемы, ограниченность применения клеточной модели Бенарда при предсказании атмосферных колебаний), все это, казалось, было лишено закономерностей, существовало лишь как ряд отдельных, бессмысленных прецедентов. Пропущенный через призму Кэтрин, мир приобретал блеск, цель и гениальность. С Кэтрин он царствовал во Вселенной; без нее мир терял вкус.

Их интересы были достаточно сходны для того, чтобы генерировать друг в друге энтузиазм, но вместе с тем достаточно различны, чтобы каждый мог привнести иную перспективу в работу другого. Они работали в упоительной гармонии, спина к спине, два письменных стола в одной комнате. Иногда Даву возвращался с совещания или после обеденного перерыва и видел, что Кэтрин добавила что-то свое, иногда целое направление в его последние разработки. Время от времени он возвращал ей долг. Их ранние работы — слегка эксцентричные, чересчур всеобъемлющие, затрагивающие слишком много направлений — были многообещающи, блестящи и полны жизни.