Петр Кырджилов - Детские ладошки

Не помню, как я попал в круг стройных чернокожих, в экстазе дергавшихся под хлесткие удары тамтамов, как сам я начал трястись вместе с ними, словно ко мне вернулась молодость, и даже как я оказался в святилище. Запомнилось только, что внезапно наступила такая тишина, что во мне все похолодело. За последние тридцать лет я настолько привык к цивилизации, что не мог не ощущать, какая пропасть пролегла между нами, между их миром и моим. Откуда-то из глубин подсознания до меня Донесся голос, тревожным шепотом напомнивший о загадочной смерти отца, о том, что туманно и невнятно о ней рассказывал жрец. Это заставило меня забеспокоиться о внуке, но предпринимать что-либо было поздно: началась таинственная церемония, присутствие на которой стоило мне тысяч миль путешествия. Оглядевшись по сторонам, я с удивлением отметил, что в пещере почти ничего не изменилось с тех пор, как в ней состоялся мой обряд посвящения.

Присутствовавшие сняли маски, их потные лица блестели в свете факелов. Среди них находились Дядушка Черный Глаз, Юн, Открывший Истину, Страж Границы, Царь Обезьян, Кожаный Щит, Расспрашивающий, Вечно Недовольный. Отсутствовали Горбатый, Высокий Тростник и Молодой Дракон. И, разумеется, в пещере находился Баму. Мне показалось, что святилище как бы уменьшилось в размерах. Поблекшие фрески на стенах уже не производили на меня такого впечатления, как в годы молодости. Я почувствовал, как необратимо изменилась сама атмосфера святилища. В нем витал дух старости и смерти, собравшиеся казались мне мумиями, последнее дыхание жизни в которых поддерживалось исключительно ожиданием великого часа, фанатическая вера в то, что он пробьет, давала им силы, и, стиснув зубы, они цеплялись за жизнь, чтобы стать свидетелями великого чуда и услышать, как заговорит Камень. Мне стало понятно, что все они возлагают на меня особые надежды. Впервые я догадался о причинах неуверенности, поразившей меня при встрече с Баму: видимо, принимались попытки заставить Камень заговорить и раньше, но они были безуспешными.

В полной тишине Баму затянул свою протяжную песню:

- Когда придет время, Камень нужно вынуть из ниши. Вынуть из ниши и поставить на священный алтарь...

Торжественной походкой жрец неторопливо подошел к нише и застыл перед ней в молитвенной позе.

Присутствующие не сводили с него глаз. Резким взмахом руки Баму откинул занавеску. Царивший в святилище полумрак еще больше усилил эффектность открывшейся взорам картины. В облицованной черным камнем нише находился испускавший многоцветное сияние предмет. Сам не знаю почему, но в голове у меня мелькнула мысль о его неземном происхождении. Горевшие в пещере глиняные светильники и факела скупо освещали составленные из разноцветных алмазов грани Камня. Никто не был в силах пошевелиться.

- Подойди! - приказал мне Баму, не сводя со священного Камня восторженного взгляда.

С трудом передвигая ноги, я приблизился к жрецу.

Осторожно взяв Камень в руки, Баму перенес его на алтарь.

Увидев священный Камень вблизи, я чуть было не рассмеялся. В подобной ситуации нервный смех, как бы оправдан он ни был, окружающие по праву посчитали бы непростительной бестактностью. Передо мною на священном алтаре, построенном когда-то самим Дионом, лежал самый ценный и самый таинственный предмет в мире. Десятки ученых, не раздумывая ни секунды, отдали бы жизнь ради того, чтобы хоть мельком взглянуть на этого посланца будущего. Камень этот являлся смыслом и целью существования целого народа, с благоговением хранившего его на протяжении веков. И все бы ничего, не будь этот таинственный Камень точной копией кубика Рубика, мой внук не выпускал такой из рук на протяжении последних месяцев. За исключением того, что составлен он был из драгоценных и прекрасно отшлифованных цветных алмазов огромной стоимости, он ничем не отличался от простой игрушки, сводившей с ума огромное количество жителей планеты.

- Марсу, - Баму назвал меня так, как называл в годы далекого детства, - теперь ты, наверное, понял, зачем мы призвали тебя. Ты должен составить Камень так, как я объяснял тебе вчера, когда мы сидели у костра. Иначе он никогда не заговорит.

И верховный жрец догонов завел уже знакомую мне песню:

- Нижняя часть камня цвета воды должна быть обращена к земле, так как белая его часть - это саван для покойников. Верхняя часть цвета пустыни должна смотреть в сторону тройной звезды...

Все взоры теперь были устремлены на гораздо более прозаический предмет, нежели сведшая полмира с ума игрушка, и если Камень многие видели впервые, и любопытство их было в какой-то мере оправданным, то моя персона была прекрасно известна всем присутствующим. И, наверное, все они уважали и любили меня, раз уж решились призвать в столь важный для них час. А я чувствовал, что должен буду разочаровать их.

- Но ведь этот предмет мне хорошо знаком...

- Что это такое? - вопросил Баму.

- Это кубик Рубика, от которого сейчас многие сходят с ума.

- Это~священный Камень, - уверенно провозгласил Баму, - и сегодня наступил тот день, когда он должен заговорить. Тебе выпала честь составить его так, чтобы он мог выполнить свое предназначение.

"Но почему именно я! - хотелось возопить мне. - Ведь все вы здесь великие жрецы и колдуны, вам открыты все тайны, вот и докажите, что вы настоящие кудесники, а не шарлатаны, обманывающие невежественный и простодушный народ!"

Глубоко вздохнув, я пожалел о том, что после смерти Натали бросил курить. Сейчас бы затянуться сигаретным дымком!

- Баму, мне не по силам оправдать столь высокую честь, - со спокойной решимостью ответил я, но вдруг с изумлением заметил, что взгляды присутствующих перестали дырявить мое бренное тело. Теперь они переместились куда-то в сторону. Повернувшись, я увидел Марселя Вилара-младшего - он стоял в сторонке и казался несколько смущенным, но вовсе не испуганным. В руках он держал прутик с нанизанной на него рыбой. Марсель смотрел на жрецов таким обезоруживающим взглядом, на который способны только дети. Наверное, с наступлением ночи он вернулся в хижину и, не найдя меня там и перепугавшись, бросился на розыски деда. Разумеется, он не мог знать, что любой непосвященный, проникший в святилище, наказывается смертью независимо от его пола и возраста. Ноги мои приросли к земле, кровь застыла в жилах. Страх был вызван даже не столько беспокойством за судьбу ребенка, сколько внезапным воспоминанием об отце.

Что если и он, движимый любопытством, проник в святилище, за что и поплатился жизнью? Положив руку на плечи ребенка, я притянул его к себе. Внука я им не отдам. Только бы нам добраться до хижины, где среди прочих вещей моего багажа имелся и предусмотрительно захваченный револьвер, а там уж посмотрим, кто кого... В свое время я был неплохим стрелком.