Наталья Резанова - Двойная петля

– Смотреть видео или читать я могу и у себя в комнате. Библиотеку я посещаю, чтобы поговорить с людьми. Но только не на профессиональные темы!

Эмма Вингрен уже почти достигла возрастного ценза, допустимого на Станции. тело она имела полное, лицо округлое, голос пронзительный и не могла себе позволить ни надменности Лины, ни сухости Вероники.

– Только что здесь был Оскар, и знаете, о чем он битый час мне рассказывал? О фазах Рамнусии!

Неясно было, к кому обращается Эмма – расположившемуся рядом Андерсону, к Монтериану, занятому решением шахматной задачи, или к самому Крамеру.

Вероника, как всегда, копалась в книгах.

– Ты бы шла, выспалась после смены, – сказал ей Андерсон.

– Не хочу.

Разговор происходил примерно сутки спустя по земному времени. Шульц прибыл, но он-то сейчас как раз отсыпался.

– Правильно, Вероника, – Монтериан, второй врач Станции, оторвался от шахмат, – на сон уходит слишком много времени. Того, что мы тратим на сон, хватило бы еще на одну жизнь.

– А вы уверены, что что человеку нужна еще одна жизнь? – подкинул ему реплику Крамер.

– А вы у людей поспрашивайте.

– Точно, – сказал Андерсон. – Каждый бы согласился прожить подольше. Если, конечно, не стареть. Иначе все ни к чему.

– И какой же допустимый предел? Вот вы, Эмма, как думаете?

– Ну, это извините, Раф, спрашивать женщину о возрасте!

Поняв, что Вероника сама в разговор не включится, Крамер прямо адресовался к ней:

– А вас эта тема совсем не интересует?

– Когда-то интересовала. – Она провела пальцами по корешкам книг. – Даже кое-что почитывала. Потом бросила. Слишком уж много об этом написано. Впрочем, кажется, ничего нельзя сказать, чтобы не найти этому аналогию в истории, в философии, в литературе. Так вот, о долголетии. Один великий писатель прошлого в свое время утверждал, что человек должен и может жить не менее трехсот лет. Причем средство для этого он указал самое простое – нужно просто не хотеть стареть и умирать. Этот писатель и сам прожил довольно долго – ну не триста лет, а около ста… А другой гений, его современник, возразил: человеку отпущен совершенно достаточный срок, дальше настали бы скука и опустошение… Этот писатель, кончено, умер весьма молодым. Кстати, Эмма, оба они развивая свои идеи в драматургической форме, в центр сюжета ставили женщину. Потому что женщина, вероятно, находится в более интимных отношениях со временем.

– Ладно, это к истории вопроса. А ваше собственное мнение?

– Если бы человек мог жить неопределенно долго? Как историк, бы посоветовала ему запоминать побольше – какой бы это был неоценимый свидетель! А как психолог – не перегружать голову ничем лишним.

– У вас, Вероника, узко специальный взгляд на вещи, – сказал Монтериан.

– Зато ты всегда помнишь кучу разных подробностей, – усмехнулся Андерсон.

– Ненужных, хочешь сказать? – Она взглянула сквозь очки на Крамера. – Вот вам свидетельство, что я не приспособлена к долгой жизни. Голова не выдержит. – И она снова повернулась к книгам.

На интеркоме вспыхнул огонек. Голос дежурного оператора сообщил:

– Библиотека! Директор Шульц приглашает проверяющего Крамера на совещание.

– Вынужден прервать интересную беседу. – Крамер поднялся со своего места.

– Наконец-то убрался, – буркнул Андерсон, когда за тем закрылась дверь. – Места себе не находит. Знаете, зачем он на Гекату прилетел? Кому-то в правлении померещилось, будто бы «И.С.» заслала на Гекату шпиона. Ничего такого он, конечно, не нашел, потому что какой может быть на Станции шпион? Даже Барнав в это не верит. Вот ему и не сидится, все чего-то ищет по привычке.

– А вы, однако, разговорились, – заметил Монтериан, обращаясь к Веронике.

– Это еще что! Вы бы, Раф, послушали, как она с монтажниками или в саркофаге ораторствует!

– Вот как? О чем же?

– О работе, в основном, – иронически протянула она.

– Скука, какая скука, – Эмма запрокинула голову назад.

– Вот видите, Эмма, вы сейчас уже жалуетесь на скуку. А что было бы через триста лет?

– По-моему, Раф, вы сами затеяли этот разговор. Начать, что ли, вязать, как Эмма… Я ведь пробовала уже…хм… в молодости… Или хоть бы для интереса в самом деле изловили шпиона. Только что ему на Гекате высматривать?

– Да, членов движения «Мирный Космос» у нас до трети состава.

– По-моему, речь шла о промышленном шпионаже.

– А, чего там! Все открытия на Гекате давно заявлены в Большой Совет. Я сам составлял доклад. Что еще может заинтересовать нормального человека здесь?

– Разве что установка, которую монтируют в шахтах.

Вероника тихо подошла к столу.

– А что? – заинтересовался Монтериан, – разве там есть что-нибудь необычное?

– Не знаю. Я с подобными постройками никогда не сталкивалась. Это Бену виднее. Он спец по добывающей промышленности.

– Я туда не совался.

– Ну, а мне тем более ничего в этом не понятно. Может, силовая защите там и положена…

– А я вот ни разу не был на Базе. Надо у техников спросить, может они объяснят.

– И арестуют вас, Раф, как шпиона… и будет для Эммы развлечение.

– Вероника хочет сказать, – съязвила Эмма, что и на Гекате может быть интересно, и шпиону здесь есть что высматривать…

– Эта шутка уже надоедает… Шпион должен иметь обязательную связь с Землей. А у нас вся связь под контролем.

– Ну, что касается связи… – Вероника уже подошла к двери. – Про прилет «Одина» вы, надеюсь, слышали?

– Оставьте. «Галактика» – вполне легальная промышленная организация. Все тайны здесь – погодно-атмосферно-геологические. Это Геката, друзья мои, Геката.

– А вы знаете, Раф, кто такая была Геката?

Вероника остановилась в дверном проеме – потертая черная куртка, платок на шее, светлые волосы.

– Знаю. Богиня ночи.

– … и покровительница всех творящихся под покровом ночи преступлений. – Она усмехнулась. – Очень двусмысленная особа.

Директора советовались, или совещались – если это можно было назвать совещанием. Петушиное наскакивание Барнава на Шульца уже давно не вызывало у Крамера смеха. Шульц всегда был прав, как выразилась бы Вероника – удручающе прав, и делать с этим было нечего.

– И как же вы объясните сотрудникам причины, по которым работы сворачиваются?

– Но ведь все они знают, – голос Шульца был размерен и весом, голос человека, имеющего в запасе неопровержимые аргументы, – что запасы полезных ископаемых истощены. Андерсон и другие достаточно высказывались на этот счет. Вот компания и запродает Базу со всем оборудованием…

– Ну что ж, мошенничество – это все они обожают, это может пройти… – Барнав привстал, затем сел. – И вы думаете, что техники и монтажники, не все, некоторые, ясно, несмотря на спешку, не догадались, над чем они работали?