Филип Дик - Симулакрон
В приемной сидевшая за своим столом его секретарша Аманда Коннерс подняла голову и произнесла:
- Доброе утро, доктор.
Ее ярко- рыжие волосы, перетянутые лентой, блестели на солнце, а из-под шерстяной кофточки с низким декольте прямо-таки готова была выпрыгнуть грудь богини.
- Доброе, - ответил ей д-р Саперб, радуясь при виде ее здесь, да еще в столь великолепной форме, несмотря на всю сложность ситуации.
Он отдал ей пальто, которое она повесила в стенном шкафу.
- Ну, кто там сегодня первый среди пациентов?
Он закурил некрепкую флоридскую сигару.
- Мистер Ругге, доктор. На девять часов. У вас еще есть время, чтобы выпить чашку кофе.
Она быстро прошла к кофейному автомату в углу приемной.
- Вы знаете о том, что здесь должно произойти через некоторое время?
- спросил Саперб.
- Разумеется. Но ведь ИАПП освободит вас под залог, разве не так?
Она принесла ему небольшой бумажник стаканчик, пальцы ее дрожали.
- Я боюсь, что это будет означать конец вышей работе здесь.
- Да, - кивнул Аманда, больше уже не улыбаясь; в ее больших глазах появилась грусть. - Никак не могу понять, почему Дер Альте не наложил вето на этот законопроект; Николь была против него, и поэтому я была уверена в том, что и он против, вплоть до самого последнего момента. Бог ты мой, ведь правительство сейчас располагает оборудованием для путешествий во времени. Почему бы ему не отправиться в будущее, чтобы удостовериться, какой вред нанесет такое обеднение нашего общества.
- Может быть, оно так и поступило.
И, подумал он, не обнаружило никакого такого обеднения.
Дверь в приемную отворилась. На пороге стоял первый за этот день пациент. Мистер Гордон Ругге, бледный от нервного возбуждения, которое он сейчас испытывал.
- О, вы пришли, - произнес д-р Саперб.
Фактически Ругге появился раньше времени.
- Негодяи, - сказал Ругге.
Это был высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, хорошо одетый.
По профессии он был брокером на Монтгомери-стрит.
За спиной у Ругге появились двое полицейских агентов в штатском. Они молча уставились на д-р Саперба и ждал дальнейшего разворота событий.
Роботы- репортеры выставили штанги своих рецепторов, поспешно впитывая в себя информацию. На какое-то время все застыли, затаив дыхание.
- Проходите ко мне в кабинет, - произнес д-р Саперб, обращаясь к мистеру Ругге. - И давайте начнем с того места, где мы остановились в прошлую пятницу.
- Вы арестованы, - тотчас же заявил один из фараонов в штатском.
Он вышел вперед и предъявил д-ру Сапербу сложенную вдвое повестку.
- Пройдемте с нами.
Взяв д- ра Саперба под локоть, он стал подталкивать его к двери.
Второй переодетый фараон зашел с другого бока, в результате чего Саперб оказался как бы зажатым между ними. Все было проделано очень спокойно, без какого-либо лишнего шума.
- Я очень сожалею, Гордон, - произнес д-р Саперб, снова обращаясь к мистеру Ругге. - Очевидно, мне уже никак не удастся продолжить начатый мною курс лечения.
- Эти крысы хотят, чтобы я принимал медикаменты, - с горечью промолвил Ругге. - И они прекрасно понимают, что эти таблетки вызывают у меня тошноту. У меня такой своеобразный организм, что они для меня просто яд.
- Интересно наблюдать, - пролепетал один из репортеров-роботов, обращаясь, скорее всего, к своей телеаудитории, - стоическую верность пациента своему психоаналитику. И действительно, почему должно быть иначе?
Этот человек вот уже много лет полагается на действенность психоанализа.
- Шесть лет, - уточнил Ругге. - И при необходимости продолжал бы еще столько же.
Приложив платочек к глазам, Аманда Коннерс начала тихонько плакать.
Пока д- ра Саперба в сопровождении двух фараонов в штатском и целого наряда полиции Сан-Франциско в мундира вели к поджидавшей их патрульной машине, из толпы еще раз раздались, правда, не очень-то громкие возгласы в поддержку д-ра Саперба. Но, как он не преминул заметить, толпа эта состояла в большинстве своем из людей далеко немолодых. Это все были реликты той более ранней эпохи, когда психоанализа был весьма респектабельным ремеслом; как и он сам, эти люди были частицей совсем иной эпохи. Ему очень хотелось увидеть в этой толпе бы несколько молодых людей, но таковых в ней не оказалось.
***В полицейском участке человек с худым лицом в плотном пальто, попыхивая филиппинской сигарой ручной работы "Бела Кинг", выглянул из окна, затем посмотрел на часы и стал беспокойно шагать по комнате.
Он только-только отложил сигару и начал было готовиться к тому, чтобы раскурить другую, как в поле зрения попала полицейская машина. Он сразу же поспешил наружу, на приемную платформу, где полиция уже готовилась в обработке привезенного арестанта.
- Доктор, - сказал он, меня зовут Уайлдер Пэмброук. Мне бы хотелось переговорить с вами.
Он кивнул полицейским, и они отступили назад, высвободив д-ра Саперба.
- Пройдемте внутрь. Я временно оккупировал комнату на втором этаже. Я задержу вас совсем ненадолго.
- Вы не из городской полиции, - предположил д-р Саперб, окинув его проницательным взглядом. - Вы, скорее всего, из НП.
Теперь он казался встревоженным.
По пути к лифту Пэмброук произнес:
- Считайте меня просто одной из заинтересованных сторон, - и продолжил, понизив голос, когда мимо них проследовала группа служащих полиции, - заинтересованной в том, чтобы вновь увидеть вас в вашем кабинете, оказывающим психотерапевтическую помощь своим пациентам.
- У вас есть на это соответствующие полномочия? - спросил Саперб.
- Полагаю, что да.
Подошла кабина лифта, и они оба прошли в нее.
- На то, чтобы вернуть вас туда, назад, уйдет, тем не менее, примерно час. Пожалуйста, наберитесь терпения.
Пэмброук раскурил свежую сигару. Сапербу он сигары не предложил.
- Разрешите задать вопрос… Какое учреждение вы представляете?
- Я уже сказал, - в голосе Пэмброука зазвучали раздраженные нотки. Просто считайте меня заинтересованной стороной. Неужели непонятно?
Он бросил в сторону Саперба злой взгляд, после чего они оба молчали, пока лифт не доставил их на второй этаж.
- Прошу прощения за резкость, - произнес Пэмброук, когда они шли по коридору, - но меня очень беспокоит ваш арест. Я очень этим расстроен.
Он отворил дверь, и Саперб осторожно прошел в комнату под номером двести девять.
- Разумеется, я почти всегда готов расстроиться по тому или иному поводу. Такая у меня, можно сказать, работа. Так же, как ваша работа включает в себя обязательный для вас элемент, состоящий в том, чтобы не позволять себе самому становиться эмоционально вовлеченным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});