Рэй Брэдбери - Кукольник

Размышляя таким образом, мистер Бенедикт медлил над великолепным телом Эдмунда Ворта.

Он отрубил Ворту голову, пристроил ее в гробу на атласной подушечке носом кверху, далее уложил в гроб сто девяносто фунтов кирпичей, набил подушками черный костюм с белой сорочкой и галстуком для придания сходства с телом и накрыл его, вплоть до самого подбородка, покрывалом из голубого бархата. Иллюзия была полная.

Само тело мистер Бенедикт поместил в холодильную камеру.

— Перед кончиной, мистер Ворт, я оставлю особое распоряжение, чтобы мою отрезанную голову приладили к вашему телу и похоронили его вместе с ней. К тому времени я обзаведусь помощником, согласным за деньги на эту жульническую проделку. Если нельзя при жизни обладать телом, достойным любви, можно, по крайней мере, заполучить такое после смерти. Благодарю вас.

Он захлопнул дверцу за Эдмундом Вортом.

Поскольку в городе все более распространялся обычай хоронить покойников в закрытом гробу, крышку которого не снимали и во время службы, мистер Бенедикт получил широкие возможности для того, чтобы творить расправу над своими незадачливыми визитерами. Одних он укладывал вверх ногами, других — лицом вниз, третьих снабжал непристойным жестом. Он прямо-таки фантастически позабавился со старыми девами, которые спешили на чаепитие, а их автомобиль сплющило в лепешку. Это были известные сплетницы, вечно шушукавшиеся нос к носу о той или иной лакомой новости. Присутствовавшие на тройном погребении никогда бы не подумали (крышки с гробов не снимались), что все трое были кое-как втиснуты в одну домовину, голова к голове — вечно нашептывать друг другу застывшими ртами последнюю сплетню. Два других гроба были набиты галькой, гравием и тряпьем. Служба удалась на славу: все плакали.

— Трое неразлучных, разлученных смертью, — доносилось сквозь рыдания.

— Вот-вот, — поддакнул мистер Бенедикт, вынужденный прятать лицо в горе, точно в платок.

Не обделенный жаждой справедливости, мистер Бенедикт похоронил одного толстосума нагишом. А бедняка облачил в вышитую золотом ткань с золотыми пятидолларовыми монетами вместо пуговиц и положил на каждое веко по двадцатидолларовой монете. Юриста не стал хоронить вовсе: труп спалил в мусоросжигательной печке, а в гроб сунул хорька, пойманного как-то в лесу воскресным днем.

Старая дева, по которой отслужили заупокойную службу, пала жертвой чудовищной затеи. Под шелковой подстилкой были спрятаны части тела некоего старика. Дева покоилась в гробу, терпя надругательство: холодные руки и прочие холодные органы втайне свершали с ней ледяной акт любви. На лице у покойницы проступал неподдельный ужас.

Так мистер Бенедикт бродил по покойницкой от тела к телу, обращаясь с речью поочередно ко всем накрытым простынями собеседникам, выкладывая им все тайны своей души. Последним на сегодня оказалось тело некоего Мерривелла Блайта — глубокого старика, подверженного коматозным приступам. У мистера Блайта не однажды констатировали смерть, однако всякий раз он оживал, не дождавшись преждевременного погребения.

Мистер Бенедикт стянул с лица мистера Блайта простыню.

Мистер Мерривелл Блайт захлопал глазами.

— Ох! — Мистер Бенедикт уронил простыню на прежнее место.

— Эй вы! — проскрипел голос из-под простыни.

Мистер Бенедикт обессиленно прислонился к столу, ноги у него подогнулись.

— Выпустите меня отсюда! — разнесся голос мистера Мерривелла Блайта.

— Вы живы? — вскричал мистер Бенедикт, отшвырнув простыню.

— Ну и ну, чего только я тут не наслушался за один только час! — жалобно заныл лежавший на столе старик, вращая побелевшими глазами, которые едва не вылезали у него из орбит. — Лежу себе, пальцем не могу пошевелить — и слушаю ваши речи! Ах ты мерзавец, негодяй отпетый, чудище, сатана с рогами, выпусти меня отсюда! Уж я расскажу и мэру, и городскому совету, и всем и каждому, какая ты темная личность! Сквернавец ты этакий, садист, подлый извращенец, гнусный паршивец — ну погоди, я всю, всю правду о тебе выложу! — визжал старик с пеной на губах. — Выпусти меня отсюда!

— Нет! — Мистер Бенедикт рухнул на колени.

— Ах ты чудовище! — всхлипывал мистер Мерривелл Блайт. — Подумать только, какая жуть творилась у нас в городе, и никто даже не подозревал о твоих пакостях! Ах ты мерзкий мерзавец!

— Нет! — шептал мистер Бенедикт, пытаясь подняться с колен и снова падая, парализованный ужасом.

— Надо же, чего только ты тут не болтал! И чего только не вытворял!

— Виноват, — шептал мистер Бенедикт.

Старик попробовал приподняться.

— Нет, нет! — Мистер Бенедикт ухватился за него.

— Пусти меня! — вопил старик.

— Нет! — твердо произнес мистер Бенедикт.

Он дотянулся до шприца и всадил иглу в руку старика.

— Эй вы! — дико взвыл старик, обращаясь к накрытым простынями фигурам. — На помощь! — Он бросил невидящий взгляд в сторону окна, за которым рядами располагались кладбищенские надгробия. — Вы тоже, там — под землей, помогите! Слышите? — Старик откинулся назад, со свистом втягивая воздух, на губах у него выступила пена. Он понимал, что умирает. — Слушайте, вы все! — бормотал он. — Он поглумился надо мной и над вами тоже, над вами всеми, глумился слишком жутко и слишком долго. Не потерпите этого! Не позвольте, ни за что не позвольте, чтобы он продолжал над другими изгаляться! — Старик слизнул пену с губ, слабея на глазах. — Сделайте ему что-нибудь этакое!

Мистер Бенедикт, застыв на месте, потрясенно повторял:

— Они мне ничего не могут сделать, ничего. Говорю же вам, ничего.

— Восстаньте из могил! — хрипел старик. — Помогите мне! Сейчас, или завтра, или хоть когда, но восстаньте и расправьтесь с ним — с этим чудищем! — Из глаз старика ручьями полились слезы.

— Чушь! — еле-еле отозвался мистер Бенедикт. — Вы при смерти — и порете всякую чушь. — Мистер Бенедикт с трудом шевелил губами. Глаза у него были широко раскрыты. — А ну, давайте-ка помирать, да поживее.

— Вылезайте все! — голосил старик. — Все до единого! На помощь!

— Хватит трепать языком! — выдавил из себя мистер Бенедикт. — Не желаю больше ничего слушать.

В комнате внезапно потемнело. Спускались сумерки. Час был уже поздний. Старик из последних сил продолжал бессвязно что-то бубнить. Наконец улыбнулся и отчетливо проговорил:

— Немало они от тебя натерпелись, чудище ты этакое! Но ничего, сегодня ночью они тебе припомнят.

Старик умер.

По слухам, той ночью на кладбище прогремел взрыв. Вернее, даже несколько взрывов: разнесся странный запах, что-то металось, происходила какая-то неистовая борьба. Вспышки света, зигзаги молний, с неба обрушилась как будто бы дождевая влага, на колокольне гудели и бешено раскачивались колокола, сверху валились камни, бездушные предметы изрыгали проклятия и летали по воздуху, кто-то за кем-то гнался с визгом; в покойницкой сверкали огни, неясные фигуры неуклюжими прыжками шныряли то внутрь, то за дверь, в окнах вышибло стекла, двери сорвало с петель, а с деревьев листья; громыхали железные ворота, а под конец показался бегущий мистер Бенедикт: он мчался со всех ног, а потом исчез, огни внезапно погасли — и темноту прорезал душераздирающий вопль, который мог испустить только сам мистер Бенедикт.