Максим Кононенко - Танго

Я потом думал об этом, не знаю, как остальные, а я думал, думал и каждый раз понимал, что мы действительно не могли их объехать. Второго убил Петя. Взял у Саши железяку, залез в кабину и прикончил. Они наверняка и не почувствовали ничего, - сказал он. Тем временем Рудольф откупорил трейлер и восторженно закричал, что тут полно водки. Честно говоря, нам уже надоело напиваться, поэтому никто его восторгов не разделил. Федя сказал, что этих двоих надо закопать, хотя бы просто оттащить в лес, а то их могут найти. Кто их мог здесь найти было совершенно непонятно, но мы с Сашей ничего не говоря взяли одного, Федя с Леней другого и потащили в деревья. Рудольф притащил лопату и попробовал копать, копать было трудно, сплошные корни, мы мерзли, лопату взял Федя, но все закричали, что черт с ними, не стоит, и Федя с нами согласился. Мы бросили их так и вернулись к машинам. За руль трейлера сел Саша, рядом с ним Федя, Петя с Леней залезли в кабину грузовика, а я, Анька и Рудольф опять оказались в фургоне. Я думал, мы поедем сразу, но грузовик долго не двигался. Потом пришел Федя и сказал, что нет ключей, Саша пошел в лес обыскивать трупы, наверняка там. Рудольф тоже пошел и не вернулся в фургон, видимо, остался в кабине трейлера третьим. Мы с Анькой остались одни. Саша был прав по поводу ключей, через несколько минут трейлер завелся, следом двинулись и мы. Анька все курила и курила, я подумал, что сигарет у нас мало, совсем нет еды, но есть целая тонна водки, и к чему это все может привести. Она курила, а я смотрел на нее. Мельком смотрел, чтобы она не заметила, но она не замечала ничего вообще, хоть бы я уставился ей в глаза и не отрывался, она просто курила и молчала.

Теперь мы тряслись еще медленнее, потому что впереди тащился трейлер, а он был уж очень длинный и тяжелый, он никак не мог ехать быстро. Мне до дурноты хотелось выпить пива, холодного и крепкого, врубить музыку, не включить, а именно врубить, очень громкую и гитарную, забыться и радоваться. Я поглядывал на Аньку и хотел ее, хотел пива, не хотел ее, пива, громкой музыки, гитарной и с русским текстом, я уже почти слышал такую музыку и чувствовал вкус пива во рту. Мне с каждой минутой становилось все веселее и веселее, старого ничего уже нет, ведь теперь все будет иначе, все можно будет сделать с нуля, правильнее, совсем другая, свободная жизнь, без властей и газет, без телевидения. Я схватил Аньку за плечи и радостно поцеловал ее в щеку. Она удивленно посмотрела на мой идиотски веселый вид и спросила, отчего это я такой славный. Просто так, ответил я ей и поцеловал снова, в рот, просто так, Анька, черт с ней, с Москвой, мы-то все здесь, мы-то живые и никому ничего не должны. А как же те двое, спросила она, глядя в закрытое окно и стряхивая пепел под ноги. Какие двое, не понял я, забыл уже про тех двоих, какие двое? Которых мы убили, сказала она, убили просто так, во сне, там, на дороге. Я замолчал, я не всегда знал, что мне ответить ей, мне вовсе не хотелось никого убивать, я не собирался никого убивать. И тут я вспомнил. Они мешали нам ехать, почти выкрикнул я, мы не могли их объехать, они были на нашей дороге. То есть ты, сказала Анька, глядя на сей раз прямо мне в глаза, то есть ты считаешь, что это достаточный повод для убийства? А почему мы не спросили у них, может они пропустили бы нас сами? Может они вообще поехали бы с нами? Да нет, они же спали, продолжал спорить я, их нельзя было разбудить. Они спали, сказала она. Они просто спали, поэтому их и убили. Убить спящего человека гораздо проще. Ты не видишь его глаз.

Анька опять замолчала. Я никогда не слышал, чтобы она говорила так много сразу. Я осторожно погладил ее по голове и сказал, что ведь убили-то их не мы. Нет, сказала Анька, не отстраняясь от моей руки. Второго убили уже мы все.

Второго убили уже мы все. Мы убили его все. Мы все. Всем миром. Убили, оттащили в лес, вернее, просто убрали с дороги, и поехали дальше. Мы - убийцы. Я - убийца. Анька - убийца. Как интересно...

Анька опять уткнулась в свою нескончаемую сигарету, музыка смолкла, пиво потеплело и выдохлось, а затем и вовсе кончилось. Остались только мы, убивающие спящего пьяного шофера и волочащие его в лес. Я тоже закурил. Я тоже замолчал. Мне хотелось вернуться туда, заорать на Сашу, выбросить его железяку, оживить того, первого, не открывать дверь трейлера, чтобы он не выпадал нам под ноги. Я возвращался туда, смотрел на измазанную кровью землю и молчал, мы все молчали, а Петя лез в кабину и убивал второго, мы молчали, а Петя лез и убивал, а потом мы тащили трупы в лес и бросали там на съедение муравьям и лисам, а Саша обыскивал их карманы в поисках ключей от машины. Черт, ну зачем мы это сделали, я чувствовал себя полной сукой, я проклинал Аньку за ее слова, к чему она все это наговорила, ведь мы же все и так на пределе, да по нам стреляли из автоматов какой-то час назад! А я целовать ее полез, с музыкой этой...

Машина остановилась. Выяснилось, что дорога расходится на две, более заброшенной выглядела левая, хотя мне казалось, что заброшеннее той, по которой мы уже ехали, быть не может. Теперь все обсуждали, сможет ли проехать трейлер по левой дороге. Я смотрел на Сашу и молчал. Анька курила - где она берет сигареты? Одна за другой, одна за другой. Они все спорили, Анька все курила, а я стоял как цапля, деловито и неустойчиво, мне было все равно, по какой дороге нам ехать. Мне хотелось выпить. Я пошел и взял в трейлере бутылку водки из тех, что не допили шоферы. Одна из двух была уже открыта, видимо, не я один хотел, но другая оставалась цела. Рядом нашлась пачка плохих сигарет, я взял и ее, закурил, затянулся посильнее и глотнул, даже не глотнул, не отхлебнул, а отпил достаточно большое количество водки, затаил дыхание на пару секунд, выпустил воздух через нос и опять глубоко затянулся несколько раз. И снова водки, затянуться и водки, пока не почувствовал, что проясняюсь. Я позвал Аньку и мы вернулись в фургон, она взяла у меня бутылку. Через несколько минут поехали влево, видимо решили рискнуть. Теперь скорость была такой, что ее, наверное, даже спидометр не регистрировал. Этой водки нам хватило где-то на час, после чего Анька достала еще бутылку и две пачки сигарет. Оказывается, эта догадливая девушка слазила в кузов трейлера, пока я, как последняя пьянь хлестал в одиночку бутылку из кабины. А сигарет она набрала еще в Москве. Еще тогда, когда мы никого не убивали. Тысячу лет назад.

Интересно, спрашивал я Аньку, много еще сбежало из города? Много еще таких как мы? Она думала, что много. Она говорила мне, что мы за своими работами и пьянками просвистели все происходящее, что другие, более умные москвичи заранее предугадали солдат и съехали на удаленные дачи. Что наверняка многие из них уже перебрались с дач куда-нибудь в Тверскую область, на болота, жить в полусгнивших домах заброшенных деревень. Что скорее всего мы тоже окажемся на чьей-нибудь даче, или в пустом пионерском лагере, на что я отвечал, что не может такая дорога вести в пионерский лагерь, а она говорила, что может, и мы пили еще, закусывая брудершафтами и сигаретами, спорили о том, откуда эти солдаты и кто их привел, она говорила, что они сами пришли от того, что стало нечего жрать, а я твердил, что их кто-то привел, потому что они все сразу, с танками и стрелять, а она что нет, что сами и потому с танками и стреляют, и по телевизору балет, мы пили еще, закусывая чем пришлось и я не решался, и говорили о боге, и ругали его, и плевали на него, а машину трясло, мы пили и удивлялись, где это нас так трясет, почему это мы одни здесь, и трясет, и нечего есть, и скоро нечего будет курить, а вокруг темно так, и лес...