Том Холланд - Раб своей жажды

- Кали Погребальных Костров, из рта которой кровь течет нескончаемым потоком и которая обитает среди огненных пристанищ мертвецов. - Здесь бабу проглотил слюну и заговорил на непонятном мне языке: Ветала-панча-Виншати, - услышал я повторенное дважды, затем бабу снова сглотнул, и голос его умолк.

- Простите? - сказал старина Пампер, выдержав паузу приличия.

- Демоны, - кратко ответил бабу, - этими словами пользуются жители деревень предгорий. Старый санскритский термин. - Он вновь повернулся и взглянул на меня. - И они так боятся этих демонов, капитан, что селяне, живущие ниже Каликшутры, отказываются ездить по дороге, ведущей туда. Вот почему мы можем быть уверены, что люди, которых наш агент видел взбирающимися вверх по дороге, не местные, а чужаки.

Он остановился и назидательно помахал пальцем:

- Вы понимаете меня, капитан? Ни один из местных никогда не ступит на эту дорогу!

Воцарилась тишина, и Роулинсон повернулся ко мне, изучая меня взглядом.

- Вы оценили опасность? - угрюмо спросил он. - Мы не можем оставить русских в Каликшутре. Если они зацепятся в таком месте, черта с два их оттуда выкуришь. А если они там заложат базу... Она же будет на самой границе Британской Индии! Губительно, Мурфилд, смертоносно! Думаю, не стоит заострять на этом внимание...

- Действительно, не стоит, сэр.

- Мы хотим, чтобы вы вытурили этих русаков.

- Есть, сэр!

- Выступаете завтра. Через день за вами последует полковник Пакстон со своим полком.

- Есть, сэр. А сколько людей идет со мной?

- Десять. - У меня, наверное, был удивленный вид, потому что Роулинсон улыбнулся. - Хорошие ребята, Мурфилд, не беспокойтесь об этом. Помните, вы только разведаете местность. Если вам удастся в одиночку справиться с русскими, то хорошо. Если же нет, - Роулинсон кивнул на Пампера, - позовите полковника Пакстона. Он будет ждать в начале дороги, и у него хватит людей, чтобы разобраться с русскими.

- Еще один вопрос, сэр...

- Да?

- Почему нам не выступить всем полком?

Роулинсон провел пальцем по изгибу своих усов:

- Политика, Мурфилд.

- Не понимаю.

- Боюсь, тут замешана дипломатическая игра, - вздохнул Роулинсон. - В Лондоне не хотят хлопот на границе. По сути, хоть я и не должен был вам этого говорить, мы уже сделали вид, что не заметили ряда нарушений в этом районе. Не знаю, помните ли вы или нет, но примерно три года назад там же похитили леди Весткот с дочерью и двадцатью людьми.

- Леди Весткот?

- Жену лорда Весткота, который командовал войсками в Кабуле.

- О Господи! - вскричал я. - Кто же ее похитил?

- Мы не знаем, - вмешался Пампер, поднимая обозленное лицо. - Нам запретили расследовать этот случай. И расследование остановили политиканы.

Роулинсон взглянул на него, потом вновь на меня.

- Дело в том, - сказал он, - что индийская колониальная администрация не имеет права вмешиваться в некоторые вопросы.

- Немного поздновато для принятия мер, - хмыкнул бабу.

Все мы проигнорировали его замечание.

Полковник Роулинсон вручил мне аккуратно переплетенную папку:

- Здесь лучшие из карт, что мы смогли найти. Боюсь, карты не столь хороши. Также к ним приложены заметки профессора Джьоти о культе Кали и сообщения от Шри Сингха, нашего агента в предгорьях, о котором я, по-моему, уже упоминал.

- Да, сэр, вы упоминали о нем, о Льве. А сейчас он тоже там?

Полковник Роулинсон помрачнел:

- Если он и там, капитан, то не ждите встречи с ним. Разведчики играют по другим правилам. Правда, одного парня вы все же можете постараться разыскать - врача-англичанина по имени Джон Элиот. Он работает среди туземцев уже несколько лет, основал больницу, ну, и все в таком духе. Вообще-то он не желает иметь никаких дел с колониальными властями, этакий бунтарь-отшельник, понимаете? Но в данном случае он в курсе вашего задания, капитан, и окажет вам помощь, если сможет. Вам стоит заставить его раскинуть умом. Он знает многое о том, что там творится. А на местном жаргоне говорит, как настоящий туземец, - так мне сообщали, во всяком случае.

Я кивнул, сделал пометку на обложке папки и поднялся, видя, что мой инструктаж подходит к концу. Перед уходом полковник Роулинсон пожал мне руку.

- С Богом, Мурфилд, - сказал он. - Служба - дело суровое.

Я взглянул ему прямо в глаза и ответил:

- Постараюсь сделать все, что смогу, сэр!

Произнося эти слова, я вспомнил застрелившегося агента, неизвестный ужас, доведший его до могилы, и подумал о том, много ли я смогу сделать.

Такие предшествующие обстоятельства лишь побудили меня поскорее выступить, ибо никто не любит рассиживаться и валять дурака, когда предстоят скверные дела. Пампер Пакстон, сам побывавший во многих переделках, видимо, понимал, что я чувствую, ибо радушно пригласил меня к себе в бунгало в тот вечер, где мы пропустили по маленькой и поболтали о былом. Дома у него были жена и юный сын Тимоти, отличный парнишка, который сразу заставил меня маршировать перед ним взад-вперед по дому. Он был самым многообещающим сержантом по строевой подготовке, с каким мне когда-либо приходилось встречаться!

Мы на редкость отлично провели время, ибо я всегда был любимцем юного Тимоти и только порадовался, что он еще помнит меня. Когда пришло время ему ложиться слать, я сел рядом и почитал ему рассказики из какой-то приключенческой книжки. Помнится, наблюдая за ним, я подумал, что придет день и Тимоти станет гордостью своего отца.

- У тебя прекрасный мальчуган, - сказал я потом Памперу. - Он напоминает мне о том, зачем я ношу этот мундир.

Пампер пожал мне руку.

- Ерунда, старик, - отмахнулся он. - Тебе никогда не надо об этом напоминать.

В ту ночь я лег спать в хорошем расположении духа, а когда проснулся на следующее утро, моих мрачных предчувствий как не бывало. Я был готов к бою.

Мы двигались из Симлы по большой дороге в горы. Солдаты мои, как и обещал полковник Роулинсон, оказались хорошими ребятами, и мы быстро продвигались вперед. За месяц нашего путешествия я воистину уверовал в то, о чем часто говорили - нет в мире мест красивее. Воздух тут свеж, растительность пышна, а Гималаи над нами уходят вершинами в самые небеса. Я вспомнил, что эти горы почитаются индусами как обитель богов. Проходя под громадными ликами, я понял причину этого - от вершин исходило ощущение какой-то великой тайны и власти.

Впрочем, постепенно пейзаж вокруг начал меняться. Чем ближе мы подъезжали к Каликшутре, тем суровей и безлюдней становилось вокруг, хотя царственное величие гор оставалось прежним. унылость ландшафта лишь способствовала моим раздумьям. Как-то поздно вечером мы вышли на распутье и очутились у отходящей на Каликшутру дороги. Рядом с дорогой распласталась деревушка, нищая и убогая, но все-таки обещавшая то, что там живут люди, которых мы не встречали вот уже почти неделю. Однако когда мы вошли в деревушку, то увидели, что она покинута жителями - даже собаки не выбежали встретить нас. Мои люди противились вставать тут на постой, говорили о скверных предчувствиях, а второе чутье у солдат зачастую очень хорошо развито. Мне тоже не терпелось продолжить наше продвижение к цели, так что в тот же вечер, хотя солнце почти седо, мы ступили на дорогу на Каликшутру. За первым же крутым поворотом мы наткнулись на статую, выкрашенную черным. Камень износился, и черт лица почти нельзя было разобрать, но я сразу узнал черепа в ожерелье на шее и понял, кого представляет эта статуя. У ног богини лежали цветы.