Чарльз Шеффилд - Классически квантованный кошмар

Перед тем, как в ее жизни появился я, крошка, по собственному бесподобному выражению, оставалась «почти девственницей». Виноват в этом ее отец, который столь целенаправленно настраивал мозги своего единственного чада на физику, что, пока на сцену не вышел я, у Селии ни на что другое не было времени. Теперь она старалась наверстать упущенное.

Первый этап овладения станцией завершился через пять часов. Выбрав себе каюты неподалеку от главного шлюза, мы установили контрольные мониторы, подключенные к датчикам давления, температуры и состава воздуха, вкусили суррогатной пищи и разбрелись спать. Из-за предстартового возбуждения никто не смыкал глаз тридцать шесть часов.

Но стоило Мак-Коллэму и Джермани скрыться у себя, как Селия вплыла ко мне в каюту и, выскользнув из одежды, змеей вползла в мой спальный мешок.

– Ты – Джимми?

– Нет.

Она хихикнула.

– А это я.

– Ты хоть когда-нибудь спишь?

Я ответил на поцелуй, но в голове моей вертелись посторонние мысли; на душе было тревожно. Мне не хотелось общества.

– Мы в невесомости. Ты не забыл, мой сладкий?

Я все помнил. По глубокому убеждению Селии, главной целью моего участия в экспедиции был секс при отсутствии тяжести. Я рассказывал ей о нем как о неземном наслаждении, расписывал все более красочные подобности переживаемого экстаза, и сейчас моя киска требовала доказательств.

Мое тело принялось – пускай без самозабвения, но все же довольно охотно – исполнять свой долг. Может быть, невесомость добавляла еще одну степень свободы, давала почувствовать себя в каком-то новом измерении. Прижимаясь ко мне, Селия вздрагивала и задыхалась, а мне, хотя мой ум оставался холоден и спокоен, казалось, будто мое сознание пульсирует и разбухает, расширяется и концентрическими волнами выплескивается вовне, постепенно охватывая всю «СГ». Очень странно это – ощущать себя вне собственного тела.

Лежа в неимоверно тесных объятиях, я мысленно блуждал по внутренним переходам и отсекам святилища – в той части, которую наша группа еще не успела обследовать. Накануне мы не столкнулись больше ни с одним из запрограммированных Мэдисоном чудес, но и без них «Слава Господня» навевала тревогу и вызывала предчувствие каких-то неприятностей.

Церковь Христа-Вседержителя, стержень империи Мэдисона, пришла в упадок, можно сказать, в одночасье, почти одновременно с гибелью своего основателя. Спустя всего несколько дней после его смерти власти Земли обрушились на организацию всей мощью полицейской машины, обвинив Церковь в разного рода преступной деятельности и уклонении от уплаты налогов. Охваченный паникой персонал «СГ» бежал без оглядки. Смылся. Люди боялись застрять на орбите в пятистах милях над поверхностью Земли, не имея возможности покинуть станцию. Многие поспели как раз к началу суда над мошенниками и вымогателями, после которого, за решеткой, спешить им было уже некуда.

Орбитальное святилище покинули без долгих прощаний, бросили, забыв законсервировать для длительного автономного полета. Некогда было даже включить аккумуляторы в режим накопления. Там не висело табличек «Уходя, гасите свет».

Я, как и многие другие, узнал подробности гибели Мэдисона из сообщений средств информации. Больнее всего по адептам его учения ударил не сам факт кончины духовного вождя, а ее скандально постыдный характер.

Согласно заведенному им порядку, Мэдисон каждые один-два месяца посещал Землю для поддержания личных контактов со своими приверженцами и сотворения простеньких чудес. Повсюду, где бы он ни появлялся, он раздаривал молитвенники, свои портреты с автографами и крохотные серебряные копии «СГ». Второстепенным жертвователям, то есть тем, кто раскошелился долларов на пятьдесят, вручал маленькие пластмассовые телескопчики, по цене не больше четвертака, дабы паства еще глубже проникалась светом веры, впитывая очами сияние орбитального распятия. Пастырь переубеждал скептиков и склонял на свою сторону колеблющихся, держа руку в открытом пламени и силою веры не получая ожогов, на несколько минут останавливал свое сердце или подолгу, но без вреда для зрения, смотрел незащищенными глазами на дневное светило.

Эти несложные трюки, в общем-то, немного значили, однако вносили дополнительные штришки в имидж пророка.

Имидж. Мэдисона создал его имидж, а имидж ему создала самая профессиональная и изощренная рекламная кампания за всю историю современного общества. «Слава Господня» вещала по радио и телевидению на двести стран мира, и для каждой был разработан и поддерживался свой собственный, несхожий с остальными, образ праведника. Даже имена использовались разные. Томасом Мэдисоном его звали только в Штатах, а был ли он в действительности американцем или, наоборот, китайцем, бразильцем, европейцем – этого никто не знал наверняка. Немалое значение имела внешность. Искусные хирурги сформировали главе Церкви новую линию носа, подправили разрез глаз, вылепили скулы и пересадили волосы. Пластическая операция наделила его чертами всех рас; он получил лицо, какое может быть у человека любой национальности. Лишь немногие знали, что за человек скрывается под этой личиной, но все сходились в одном: прежние религиозные лидеры и претенденты на щедрые денежные взносы по сравнению с Томасом Мэдисоном были неопытными любителями.

И вот, шесть лет назад его не стало. В результате глупейшей, нелепейшей случайности.

На Земле женщины – молодые и увядающие, прекрасные и безобразные, богатые и бедные – приходили в экстаз и буквально бросались на Мэдисона. Он мог бы менять их, как перчатки, иметь сотню, тысячу любовниц, а предпочел соблазнить жену своего давнего друга и соратника Джека Бердона. Джек возглавлял Австралийскую церковь Христа-Вседержителя и ради друга готов был в огонь и воду. Но когда он застал его на своей двухсотфутовой яхте в постели со своей женой, на него нашло временное умопомрачение. Позже Бердон признался во всем (хотя кое-какие детали вполне мог утаить). Он пять раз выстрелил Мэдисону в голову, потом перерезал ему глотку и швырнул труп на съедение акулам и морским крокодилам, коими кишит северное побережье пятого континента. Жену он зверски избил, превратив ее в увечную, бессмысленно улыбающуюся куклу. Придя в себя, вызвал полицию и в ходе следствия заодно поведал Интерполу и налоговому управлению все, что знал об организации Мэдисона. Представленные им доказательства обеспечили срок нескольким сотням высших сановников Церкви.

Великая, непрестанно крепнущая финансовая империя, контролировавшая 50 миллиардов долларов, свободных от налогов, ухнула в женское лоно. Следствие констатировало исчезновение вместе с нею львиной доли капитала. Деньги пропали без следа, ушли, словно вода сквозь песок.