Александр Карапанчев - Братья с Левса

Мы выехали на один из самых главных и красивых бульваров. Он был сравнительно узким - с девятью полотнами для автомобилей и тремя для пешеходов. Когда-то через него текла быстрая речушка с берегами, облицованными камнем красивого бордового цвета.

Но постепенно речка замедлила свой бег, перестала отражать небо и, наконец, превратилась в какую-то кашицу. Тогда ее замостили плитами, чтобы расширить бульвар, и проложили метро.

Станции на этом участке неизвестно по какой причине назвали "Ароматными".

По всему бульвару тянулись полоски земли, покрытые травой и деревьями, которые выглядели гипсовыми. Пион сказал, что в Центральной части Воркона почти нет других деревьев, кроме этих.

Но сейчас не было слышно шума проносящихся автомобилей, грузовиков и летательных аппаратов. На почтительном расстоянии от деревьев толпились левсианцы. Все стояли в ожидании редкостного зрелища.

Что за калейдоскоп лиц! Сон! Карнавал! Природа словно показала все, на что способна именно на этом месте. Здесь были и самые большие, и самые ничтожные твари и растения - достойные граждане мегаполиса: своры рыжих волков, совы в черных очках, антилопы-альбиносы, побритые львы и кабаны, жирафы с шеями, похожими на пышные клумбы, потому что на них расположились любопытствующие цветы, ежи с выпавшими иглами, леопарды аскетического вида, безголосые жеребцы, различные породы собак, страусы на искусственных ногах, клубки змей.

Там же возвышались деревья, стоящие отдельно или группами.

На их ветвях висели хмурые лемуры, меняли свою одежду хамелеоны, гнездились птицы, ползали гусеницы.

На хоботах слонов, как на толстых бревнах виднелись мхи, лекарственные травы, выродившиеся лишайники. Фрукты и овощи блестели и издавали тонкий аромат. Летали рыбы, моллюски, земноводные в сопровождении жид кото кортежа.

Внезапно нас залила бурная телепатическая волна изумления, хищного страха и надежды. По бульвару двигались несколько массивных бульдозеров. Они медленно ползли, а мы смотрели на газоны, где светлела хилая травка, пятнами пробивались проплешины почвы цвета нашей плоти, из которых возвышались знакомые фигуры деревьев. Мы увидели нескольких девушек, пяток мужчин, совсем немного детей и подростков. Почти все они были европеидной расы, но некоторые были негроидами, монголоидами и живописными полукровками. Деревья спокойно стояли, вытянувшись и протянув головы к солнцу, но одно из них сидело. Сопровождающие объяснили, что когда-то и оно стояло, но по неизвестной причине начало приседать и городские органы, отвечающие за озеленение, подставили ему мраморный постамент. Внимательно вглядевшись в него, мы поняли, что дерево сидело в позе Роденовского мыслителя, и очень на него походило: те же налитые силой формы, монолитная голова!

Разъеденное болезнью, его тело было как будто вылито из позеленевшей бронзы, на которой выделялись необычайно большие и печальные темно-зеленые глаза. Нам рассказали, что он размышляет уже сто лет; с тех времен, когда перед прадедами современных автомобилей бежал левсианец с гудком.

Бульдозерами управляли носороги. Первый бульдозер остановился около тонконогой девочки. Другие тоже встали каждый перед своей жертвой. Вдруг стало так тихо, что можно было услышать воркованье голубей и шум листьев. И вот первый бульдозер протянул свои огромные клещи. Началось искоренение деревьев на бульваре: в последнее время случилось много катастроф, в которых погибли знаменитые личности, и строительный компьютер Воркона выплюнул этот приказ.

Клещи захватили девочку за талию и потянули. По ее золотистым ногам потекла кровь, руки бессильно опустились, из глаз закапали слезы. Носорог нажал на педаль и земля дрогнула, выпуская ступни жертвы.

Не только в Ворконе, но и повсюду на Левее росли деревья, которым не суждено было вкусить мудрой старости. Нам, людям, все казалось, что эти мальчики и девочки вот-вот вскочат и побегут с радостными криками. Как хорошо было бы общаться в далеком Космосе с деревцами, почти не отличающимися от наших детей! Но бульдозеры свое дело знали...

Искорененная девочка уже никогда не встретит зарю и не станет зрелой женщиной, не будет ловить жадным ртом дождик, разбивающийся в разноцветную пыль о ее зубы. Эта еще нерасцветшая жизнь угасала.

Мы сжимали руки, ужас мелькал в наших глазах. Сверху спустилась транспортная платформа и погрузила деревце. Толпа вокруг задыхалась, жужжала, блеяла, рыдала, истерически смеялась.

Одно из деревьев - настоящий швед-гигант с пшеничными волосами разломился посередине, из таза хлынул фонтан крови.

Другому дереву оторвали голову, которая с треском разбилась. Над серорозовой миской черепа тут же принялись кружиться любопытные и потрясенные граждане - птицы, цветы и мушки. Одна улыбчивая девушка-липа, прикрывающаяся длинными золотыми волосами, возродила у нас мучительные воспоминания: она как будто ожила под кистью самого Ботичелли. Липа переломилась как сахарная палочка, и транспортировщики с трудом собрали ее нежные руки, ноги антилопы, волосы, улыбку, янтарные глаза. Мы думали, что вместе с деревьями умирают их искрящиеся, человеческие и волшебные миры, или даже если это не так, то все равно деревья многое могли бы подарить левсианцам.

Весть о событии разнеслась по всей планете с помощью телепатии присутствующих. Кроты узнавали о нем в своих подземельях, мидии - в раковинах, птичьи колонии - в скалах, дельфины - в лазурных дворцах морей. Но в то же время заводы продолжали извергать дым, нефть коварно обнимала океаны, шум выходил из всех щелей, в заповедниках разрушался генетический фонд, жилые башни надменно возвышались, автомобили выпускали канцерогены. Строились и очистительные станции, планировались восстановленные зоны и облегченные городские системы - неустанно создавались проекты по защите Левса.

По словам пиона, жизнеспособные деревья с бульвара будут перенесены в заповедник, но таких можно было пересчитать по пальцам, хотя большинство благодаря бальзамирующим уколам имели довольно-таки приличный вид. Но сколько из них перенесут длинный путь?

В толпе все смешалось: лапы, плавники, листья, крылья, чешуя и корни. Над головами волков желтели лимоны, в клювах ворон торчали травинки полыни, выдра сновала между ветвями клена, лисицы стояли около срубленных смоковниц. Некоторые молчали в смущении, другие плакали, третьи разговаривали о пустяках, четвертые назначали свидания, медведи-коллекционеры просили значки, библиотечные крысы меняли книги, журналисты спешили описать сцену, стереовидение снимало. На ворконском бульваре кипели страсти: неистовость, равнодушие, испуг, надежда, гнев и идиотская смешливость.