Владимир Васильев - Волчья натура

Ник спросил об этой жизни всего один раз, когда здоровенный черный терьер Виктор Жданович хлебнул лишнего и возжелал с кем-нибудь побороться на газоне перед вторым корпусом. Арчи его скрутил в четыре секунды. Во втором корпусе отдыхал в основном среднеморфный народ: несколько терьеров-шотландцев, пожилая бульдожья пара, таксы, болонки какие-то (все как одна страшно одинокие), шелти, карельские лаечки. Ну, и аморфов много, людей неопределенных морфем то есть, но никого крупнее среднего овчара как назло не случилось. Арчи, помнится, еще пожалел: всего месяц как с базы съехали борцы-профессионалы. Питбули, стаффорды, шарпеи, аргентинские доги – все, как на подбор, крепкошеие, коренастые, почти квадратные… Эти бы и с чернышом совладали без особых проблем.

«Арчи, – подозрительно спросил Ник, когда судорожно разевающего рот Ждановича унесли дюжие санитары из медцентра, – а чем ты раньше занимался?»

Арчи вздохнул, но ответил предельно честно: «Служил во внешней разведке.»

Приятель очень удивился – нюфов в подобных структурах всегда было мало, а кто и встречался – сплошь спецы. Морфология не та, да и характер небойцовский…

«Я был не спецом. То есть, спецом, но не из обслуги, а оперативником. Операции на воде. У нас в команде, кстати, и лабрадор один был. Но в основном, почему-то, аморфы да русские спаниели.»

«А, – догадался Ник. – Спаниели ведь ныряют круто. Покруче даже нас с тобой.»

«Точно», – согласился Арчи, тем более, что это была чистейшая правда.

Это произошло в первый сезон на спасательной. Сейчас к середине подходил третий, и с тех пор Ник никогда больше не возвращался к этой теме, за что Арчи был ему очень благодарен.

– Тихо? – спросил Ник из-под тента, даже не подумав пошевелиться. Вопрос показался странным – шумело море, орали дети, торговцы всякой съедобной мелочью тоже не отмалчивались. И вдруг – тихо?

Арчи протяжно вздохнул.

– Три дня никто тонуть не пытается. Даже подозрительно как-то, ей-богу!

Видимо, Ника тоже настораживал этот факт.

– Пиво будешь? – спросил он с ленцой.

– Вечером. Вахта все-таки… Сменимся, втащим.

– Законопослушный ты, Арчи. Аж противно.

– Ну, извини.

Арчибальда Рене де Шертарини, как и всякого нюфа, практически невозможно было рассердить.

Арчи сдвинул шляпу на самые брови и уселся в шезлонг, но не так, как Ник, в тенечке и аккурат под тентом, а чтобы видеть прибрежную полосу. Подростки гонялись на водных велосипедах; вдали кто-то умело подрезал волну на доске с высоким полупрозрачным парусом. У самого горизонта, в неясной полуденной дымке, угадывался силуэт круизного лайнера.

Почему-то Арчи показалось, что ничего не изменится – в ближайшие годы. Он будет так же сидеть на крыше спасательной башни и глядеть на море, солнце будет жарить людный крымский пляж, а напарник будет лениво потягивать пиво из жестяной банки и беззлобно посмеиваться над законопослушным Арчи.

Первое правило спеца: если кажется, что неожиданностей не предвидится, готовься к худшему.

Только вот – как готовиться? И к чему?

«Не буду я вечером пиво пить, – решил Арчи. – Слишком уж спокойно прошли эти три года…»

Отчего он задумался об этом именно сегодня – Арчи даже не пытался понять. Но он никогда не боялся иррациональных поступков.

«Представляю, как удивится вечером Ник», – подумал Арчи, откупоривая жестянку с минералкой.

Как всегда, Лутченко оказался прав – в баре было тесно, на открытой веранде было тесно, и даже за вынесенными просто на лужайку столиками не нашлось ни одного свободного места. Пришлось подождать, к счастью недолго: нежно ворковавшая парочка аморфов допила коктейли и устремилась во тьму, к корпусам. От девчонки даже сквозь дезодорантную завесу очень однозначно и маняще пахло.

Иногда Шабанеев жалел, что служба вынуждает его в полной мере сохранять обоняние.

– А вон и наши спасатели, – буркнул Лутченко. – В самом углу. Минералку хлещут.

– Кто? – спросил Шабанеев, лениво глядя в угол. – Лабрадор?

Лутченко покачал головой.

– Нет.

Шабанеев несказанно удивился:

– Неужели нюф?

– Именно нюф, – подтвердил Лутченко.

Шабанеев только плечами передернул.

– Ну и ну! Поверить не могу. Вот этот гриб в шляпе? Сколько, ты говоришь, у него «фитилей»?

– Семнадцать.

– А трупов?

– Два. Всего-навсего два.

«Фитилями» известные ведомства называли ситуации, когда агент вынужден был идти на убийство. Высшим пилотажем считалось обойтись в конечном итоге без трупа. Иногда такое случалось.

Редко.

А теперь Шабанеев видел перед собой человека, который сумел всухую обставить полтора десятка «фитилей»! И этот человек а) – был ньюфаундлендом, и б) – последнее время работал спасателем на пляже!

Немыслимо. Шабанеев пребывал в абсолютной уверенности, что известные ведомства кадрами не разбрасываются.

– Между прочим, – глубокомысленно заметил Лутченко, – он восемьдесят восьмой в линии.

– А, – догадался Шабанеев. – Вот почему его отпустили! Наследника рожать?

Лутченко поморщился.

– Простой ты, Ваня, как грабли. Тебя к людям нельзя на иглометный выстрел подпускать.

– А меня и не подпускают, – беспечно отозвался Шабанеев. – Я все больше со зверушками в вычислительном центре. Какие уж тут люди? Кстати, наследника-то он родил или как?

– Родил, – буркнул Лутченко и тут же задумался над своими словами. – То есть, не сам конечно, родил. Одна дама помогла. Очаровательная такая нюфка.

– Ну, спасибо! – с каменным лицом сказал Шабанеев. – А то я уж подумал, что он единолично. Из бедра, так сказать.

Лутченко глубоко вздохнул.

– Слушай, шеф, – Шабанеев внезапно перескочил на другую тему. – А у тебя лично «фитили» когда-нибудь случались?

Спустя секунду он уже жалел о заданном вопросе, потому что у Лутченко вдруг сделались белые глаза.

Наверное, это трудно – убивать людей. И еще труднее не сойти после этого с ума. Шабанеев никак не мог поверить, что до биокоррекции на Земле люди резали людей пачками и ничего особенного при этом не испытывали. Ни-че-го. Но и люди тогда были немного другими. Еще с геном хищника, пресловутым волчьим геном в ДНК.

– Один фитиль был, – мрачно сказал Лутченко. – Я думал, ты удосужился посмотреть мою послужную карту в этом своем вычцентре.

«Значит, и труп был, раз он так мрачен, – заключил Шабанеев. – М-да. Зря я спросил, все-таки»

Паузу развеял официант – курчавый остролицый парень-пудель. Шабанееву вдруг нестерпимо захотелось плюнуть в эту напомаженную подобострастную рожу.