Иван Зюзюкин - Мальчик, который был птицей

- Мне ведено спросить тебя, мальчик, согласен ли ты присоединиться к Ацтекам. - Обратившись к Леро, Солнышко вся зарделась и засияла розовым, как ее лицо в ту минуту, светом.

Леро был поглощен вылавливанием ягод из компота без применения ложечки. (Каждый по себе знает, как это непросто!) И он, потягивая компот, даже не поднял глаз на разговаривавшую с ним девочку.

- А с кем я буду сидеть? - поинтересовался Леро, когда настиг все время ускользавшую от него кисло-сладкую черносливину.

- Скорее всего со мной, - смущенно опустила голову Солнышко. - Я сижу за партой одна.

- Почему одна? - спросил Леро в компот.

- Видишь ли, я вся свечусь, ну, прямо точно какая-нибудь святая... а это ни одному мальчишке нашего класса не нравится.

И такая грусть прозвучала в ее голосе, что Леро наконец поднял лицо. И обомлел! Перед ним стояла девочка необыкновенной красоты. Любуясь ею, он молча улыбался. А Солнышку от его взгляда почему-то стало не по себе, хотя Леро ей тоже очень понравился. Ее маленькое, с кулачок, сердце сжалось, заболело - оно непостижимым образом учуяло в этом мальчугане причину и источник своих будущих страданий.

- Не обижайся на мою прямоту. - Отвечая ей, Леро сразу решил все поставить на свои места. - Не пошли твой класс с этим поручением тебя, я бы, наверное, отказался присоединиться к Ацтекам. Есть классы, я слышал, с названиями позавлекательнее: Кроткие Тигры. Пешеходы Морского Дна, например, и другие. Ты, сразу видно, не зазнайка, и с тобой готов я сидеть за одной партой все десять лет, а если захочешь, иногда будем нарочно оставаться на второй год, чтобы сидеть рядом подольше. - Леро посмотрел на часы и деловито добавил: - Короче, передай своим: как только я допью этот компот, попрошу еще одну порцию и выужу из нее все самое вкусное считайте меня своим верным товарищем!..

Так Леро стал Ацтеком. Правда, потом, повторяя в миниатюре историю человечества он вместе с классом превращался поочередно в Соратника Спартака, Римского Колона, Финикийского Морехода, Карбонария, Коммунара, Паромщика Вселенной и т.д. Но в отличие от истории человечества жизнь Леро складывалась на редкость безмятежно. Он безупречно (то есть не хуже и не лучше других) учился. Как и обещал Сансанчу и МАМА, не совершал никаких предосудительных поступков. Быстро рос, хорошо прибавлял в весе. К четырнадцати годам его худенькая, мосластая фигурка уплотнилась, он стал крепышом, похожим лобастой головой и мускулистой шеей на бычка абердинской породы.

Между тем из центра по разгадыванию всех неразгаданных тайн пришел ответ на запрос доктора Кальцекса. Пришел, надо сказать, тревожно быстро на седьмой год пребывания Леро в Нескучной Обители. Такая поспешность объяснялась тем, что пузырек, запаянный в колбочку, всполошил и озадачил весь центр. Сначала его приняли за молекулу неизвестного науке элемента в газообразном состоянии. Но эта гипотеза не подтвердилась. Затем одному сотруднику центра пришла в голову мысль, показавшаяся вначале чистой блажью, - проверить, кем были предки Леро. Выяснилось, что в эпоху раннего капитализма предки Леро по линии матери были рабочими угольных копей. Из-за условий труда, существовавших в те рутинные и жестокие времена, они работали в лежачем положении и постоянно изнывали от нечеловеческой усталости и тоски по небу над головой. Алчность хозяев копей загоняла их все глубже под землю. В конце концов шахты стали такими глубокими, что рабочие, не желая тратить свои скудные заработки на подъемы и спуски, стали жить прямо в штольнях. На поверхность земли они выходили лишь по большим праздникам и в случае, если умирала жена (смерть других лиц не считалась веской причиной для бесплатного подъема из шахты). Многие горняки, десятилетиями работая во тьме, слепли, но это обнаруживалось, только когда они, уволенные по старости, пытались понять, на сколько их обсчитали при окончательном расчете. Настоящими испытаниями для рабочего копей были редкие выходы из забоя. Он до того привыкал жить и трудиться лежа, что уже и представить себе не мог, что же такое вертикаль! На поверхности земли он чувствовал себя неуверенно и поскорее, тратя месячный заработок на бутылку спиртного, напивался и на полпути от шинка к дому падал, принимая привычное ему лежачее положение... Но самым тяжелым последствием изнурительного труда глубоко под землей было наполнение крови пузырьками, какие доктор Кальцекс обнаружил у Леро. Это было что-то вроде кессонной болезни, но с другими и не менее тягостными проявлениями. Под воздействием пузырьков люди испытывали непреодолимую тягу к чему-то неведомому. Страх, нерешительность и полное неверие в себя отныне определяли каждый шаг в их жизни. Они замыкались в себе, становились угрюмыми и раздражительными. И это еще не все! Болезнь передавалась по наследству потомкам, которые не то что не работали в копях - в глаза их не видели. Пузырчатая кровь могла миновать сына, дочь и, подобно блуждающему лесному ключу, выскочить в каком-нибудь далеком потомке. Случай с Леро, заключили в центре, именно такой...

Об опасности, грозящей мальчику, доктор Кальцекс немедленно сообщил Сансанчу и МАМА. "С ним, вероятно, уже что-то происходит, а мы про это ничего не знаем, - с убитым видом предположил доктор. Коричневый от загара, Сансанч сразу стал серым от ужаса. - Беда в том, что мы обещали ему в течение десяти лет ни с чем не приставать, - подавленно пробормотал он. - Не знаю, что и делать..." Решительнее всех оказалась МАМА. "Оставим в стороне условности, когда речь идет, возможно, о жизни мальчика, сказала она. - Надо действовать!.."

И вот Сансанч и МАМА, не дожидаясь приглашения, пришли к Леро в гости.

- Что случилось?! - испуганно закричал он, увидев их. - Из строя вышел третий двигатель?

- Нет, с кораблем больше ничего плохого не произошло, - поспешил успокоить его Сансанч. - Мы пришли спросить: как ты себя чувствуешь?

- Лучше всего сказать: никак! - мигом повеселел Леро. - Мне здесь до того хорошо, что я забываю, есть ли у меня тело, и убеждаюсь, что есть, лишь когда о чем-то сильно задумаюсь и упрусь на ходу лбом в стену или, приняв падающую сосновую шишку за чей-то пас, по привычке отбиваю ее головой... И во всех остальных отношениях у меня, как говорили мальчишки моего возраста лет сто назад, "нормалек". Мне с каждым годом все сильнее хочется учиться и еще больше знать. Откровенно говоря, я все хуже и хуже понимаю, что имел в виду этот древний чудак Екклезиаст, утверждая, что во многой мудрости есть много печали и кто умножает познания, тот умножает скорбь...

- Значит, тебя в самом себе ничто-ничто не огорчает? - спросила его МАМА.

- Врать не стану: огорчает, - весело ответил Леро. - Давно хочется испытать, что такое хандра. Но мне почему-то никак не хандрится. И что такое валящая с ног усталость, тоже знаю пока что по книгам. Но больше всего я недоволен тем, что у меня не хватает силы воли не просить добавку, из-за чего я ем слишком много и расту темпами фасоли...