Олег ОВЧИННИКОВ - ИИ

- Держись подальше, - напомнил шеф.

- Что это, язык? - спросил я, отодвигаясь на безопасное расстояние.

- Нет, язык выше. Что-то вроде полых трубок, между ними - перемычки.

- Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, - пробормотал я.

- Похоже.

- Но как они умещаются у нее внутри? Трехпалыч пожал плечами.

- Пока непонятно. Пневматика какая-нибудь. Или гидравлика. Видишь, они и сейчас немного торчат.

- Точно! - Концы трубочек-рельсов выпирали изо рта, как не по размеру подобранная вставная челюсть. - Погодите-ка, а это…

- Только близко не наклоняйся, еще стрельнет! Глаза береги.

Но мне было уже не до рельсов-трубочек, выстреливающих изо рта, даже не до собственных глаз.

- Это ведь не надкрылки, да? - прошептал я. - Это… Там, по кругу, это же… волосы, да?

- Да, да.

- Но ведь… Откуда это? - повторил я. - Хотя бы с какой планеты?

- С нашей планеты, с нашей, расслабься. Отловлено в Битцевском парке.

- Оно летает?

- Пока нет. Видишь же, крылышки еще маленькие.

- А чем питается?

- Насколько мы успели заметить - ничем.

- Но как же…

- Сам в недоумении, - отрезал шеф.

Я открыл рот, готовый задать еще десяток дурацких вопросов и получить десяток соответствующих ответов. И - промолчал.

- Ну что, никаких проблесков?

Я замешкался в поисках остроумного ответа и, ничего не надумав, вздохнул.

- Напомни потом, чтобы вычеркнул тебя из премиальных списков. Иждивенец. Ладно, включай камеру. - Шеф провел клешней по голове, приглаживая волосы, и заглянул в объектив: - Эксперимент номер… Какой там?

- Сорок седьмой.

- Эксперимент номер сорок семь. Изменение объема. Давай стеклянный шар.

- Прозрачный?

- Да. И подставку на минус четыре.

- Маловата, - проворчал я.

- Нормально. Ты же видишь, она в силу входит.

«Я вам не проблесковый маячок. Вот как надо было ответить!» - запоздало сообразил я. К сожалению, развитая интуиция имеет мало общего со скоростью реагирования. Впрочем, где она - развитая? На кого меня старого кинула?

Я поместил в центр стола подставку - стеклянный диск на трех изогнутых ножках, посередине - круглое отверстие. Сверху положил шарик. Он погрузился в отверстие на треть.

- Давай, давай, давай…

Михал Палыч похлопал по дну бочонка, и существо, которое я всю последнюю неделю называл про себя не иначе как Мучительница, предстало перед нами. Сверкнуло глазищами на шефа, на меня, затем уставилось на стеклянный шар. Я начал отсчет: «и раз, и два, и три…» А когда уже на «четы…» мелькнула желтая молния, закончил: «…ре». Хорошо хоть ждать не пришлось.

Рукой в защитной перчатке я снял шар с подставки и зажал между лапками штангенциркуля. Покачал головой.

- Вообще не в ту сторону. Плюс полтора. Шеф посмотрел с тоской.

- А предсказать не мог?

- Нет. - Я скрипнул зубами. - Хотите я вам землетрясение в Токио предскажу?

Михал Палыч немного оживился.

- А оно будет?

Я мысленно досчитал до десяти.

- Когда-нибудь. Не сегодня.

В том-то и беда. Я совершенно не мог сказать, какой фокус выкинет Мучительница через секунду. Она была закрыта от меня, и я даже не понимал чем. Серость какая-то, бесформенная серость. Без единого проблеска.

Следующая фраза Трехпалыча и то лучше поддавалась прогнозированию. Хотя я никогда раньше не видел, чтобы он с кем-нибудь сюсюкал. Со мной так точно.

- Ничего-ничего. Сейчас наша красавица постарается… Сильносильно постарается, правда? А ты чего встал? Клади шар.

Я положил шар на подставку. Теперь он на три четверти торчал из отверстия. Но это продолжалось недолго.

Под мое заунывное «…и тридцать девять» желтая молния накрыла цель, и шарик с дробным стуком ударился о столешницу.

Михал Палыч подпрыгнул на месте от восторга.

- Пять миллиметров! - ликовал он. - А то и шесть! Я же говорил, она входит в силу! Ух ты, моя красавица!

Пожалуй, он расцеловал бы Мучительницу, если бы не риск остаться на всю жизнь с заячьей губой. Или сменить цвет глаз. А то и форму носа.

Я выудил шарик из отверстия в подставке и внимательно рассмотрел на фоне окна. На гладкой поверхности не было ни трещины, только в сердцевине, прежде прозрачной, переливалась тонкая цветная паутинка.

- Смотрите, там как будто радуга, - сказал я.

- Отлично. - Не думаю, что шеф меня расслышал. - Сделай крупный план, отметь в журнале и приготовь все для следующего эксперимента. Кстати, который там?

- Не помню.

- Не ври!

- Сорок восьмой, - буркнул я.

- Эксперимент номер сорок восемь, - объявил он в камеру. - Изменение цвета. Или формы. Достань два кубика.

- Дерево или пластик?

- Пластик. Сиреневый и… зеленый.

- Она не любит зеленый.

- Она не любит зануд.

- Тогда сами доставайте, - огрызнулся я. - Или Сашку позовите. Он лаборант, ему…

Седая бровь саркастически изогнулась.

- А ты чем лучше?

«Действительно, - подумал я, - чем? Если все, на что я способен, это считать секунды, взвешивать граммы и отмеривать миллиметры. Получается, ничем».

И - подчинился.

Эксперимент по превращению цветных кубиков в какие-то серые обмылки с закругленными краями утомил меня. Я напомнил шефу, что следующий номер сорок девять, и отпросился на полчасика - подышать. Михал Палыч отпустил меня с легким сердцем, обозвав всего лишь ренегатом. Думаю, он не скучал по мне. Пирамидки, кубики и шарики заняли внимание шефа целиком. Он даже не курил с утра. То есть пару раз, забывшись, вытаскивал из кармана мятую пачку, но, поглядев с умилением на свою новую любимицу, убирал обратно.

Я спустился во внутренний дворик института. Скамеек тут не было, и я уселся на бордюр, опоясывающий клумбу, благо кто-то из моих предшественников оставил на камне сложенную вчетверо газету.

Не знаю, бордюр ли сыграл свою роль или душный запах цветущих петуний, но в какой-то момент я сказал себе: «Стоп! Это уже было». Редкий случай, когда меня посетило не привычное, как я это называю, «воспоминание о грядущем», а нормальное человеческое дежа вю. Потому что это действительно было - и бордюр, и клумба за спиной, правда не с петуниями, а с тюльпанами. Весь город был красным от тюльпанов, тем жарким апрелем подоспевших ко Дню космонавтики.

Мы сидели втроем, подложив под себя ранцы: я, Мишка Дуренков и Максим Широбоков. Уроки уже кончились, а домой пока не хотелось.

- А давайте играть в машины, - предложил Максим, и они с Мишкой стали на ходу выдумывать правила.

Мишка говорил, что надо назвать марку машины, которая проедет по улице, а Максим настаивал, что достаточно угадать цвет.

Припекало. Я запрокинул голову, подставляя лицо солнечным лучам, и увидел в блуждающем сиянии под веками красные «Жигули».