Александр Прозоров - Обычная жалость

Оттолкнувшись правой ногой, я упал в сторону, и гигант пронесся мимо. Всадник поднял лошадь на дыбы, повернул голову. Я почувствовал его спокойный взгляд... здесь ему хватало места для разворота.

Вскочив, я рванулся за дом, шарахнулся вправо и спрятался в проем под лоджией. Земля дрожала, холод пронизывал все тело. Гигантское копыто совсем рядом впечатало в асфальт мусорный бачок, и всадник стал удаляться.

Не заметил!

Где-то хлопнула дверь парадной, убежденно заговорил диктор над самой головой, донеслась чья-то ругань - все, ускакал! Я вылез, посмотрел на ставший целым бачок.

Наверное, это все-таки круг. Мстит. За что? Наплевать, теперь у меня есть Оксана, и пропади они все пропадом!

* * *

Стоило открыть дверь, как Оксана повисла у меня на шее, поджав ноги.

- Юра, Юрка, ну где ты ходишь?! Я так соскучилась! А ты не будешь обижаться? Я тут похозяйничала... - она склонила голову набок. - Ужин тебе приготовила...

- Спасибо, феюшка моя... - я поцеловал ее в губы, в носик, поцеловал розовенькое ушко, рука скользнула на талию, на бедро...

- А как же ужин? - шепнула она, прижавшись щекой к щеке.

- Не хлебом единым жив человек! -и я подхватил ее на руки.

Она быстро уснула, положив голову мне на плечо, а ладонь на грудь. Чудо мое, моя фея. А ведь в тот вечер я мог возвращаться домой чуть раньше или позже, а она могла ждать автобуса... или могло не быть той самой собаки... Оксана. Как же мне все-таки повезло! Душа была исполнена покоя, словно чаша, налитая до краев, и страшно расплескать, страшно заснуть - а вдруг проснусь в прежней жизни, пустой и скучной.

Оксана глубоко вздохнула, перевернулась на другой бок. Я осторожно встал, проскользнул в ванную, ополоснулся под душем, завернулся в вельветовый халат, вышел в кухню, стащил из кастрюли пару вареных картофелин, закусил кусочком хлеба. Вернулся в комнату. Моя красавица спала, раскинувшись на всю кровать, отбросив одеяло, на приподнятой коленке лежал бледный голубоватый блик. Даже после душа казалось жарко.

Откинув тюлевую занавеску, я отворил дверь в лоджию, вышел на воздух.

Ярко горели звезды, светились окна нескольких полуночников в доме напротив. И тишина. Удивительно, я стал бояться тишины, Дохнуло в щеку холодом - я откинулся назад, мелькнуло темное копье. На миг охолонуло страхом, однако я тут же понял, что дома стоят слишком тесно, длинное копье не повернуть поперек, а при ударе вдоль я могу укрыться за бетонной стеной лоджии. Трудно в городе гигантам! Если захочет поймать рукой - должен сперва копье бросить, и я успею заскочить в комнату. Настроение сразу улучшилось.

Громада рыцаря втиснулась между домами, шлем высился прямо надо мной.

- Я хочу тебе добра, - гулко прозвучал его голос.

- Да?! - весело удивился я.

- Позволь убить тебя, так будет лучше.

- Кому?

- Клянусь, умереть для тебя намного лучше, чем жить!

- А я клянусь, что больше не стану выходить в темноте на улицу, так что можешь больше не беспокоиться! - и я ушел в комнату. Оксана уже зябко свернулась калачиком. "Если просунет руку в окно, - испугался я, - может схватить ее!". Но замелькали голубые блики от телевизора в окне напротив, издалека донесся треск мотоцикла - всадник исчез.

* * *

И как нарочно, Оксана на следующий день позвонила мне на работу:

- Юра, я сегодня, наверное, задержусь. Ты меня не встретишь?

- Оксана... Оксана, милая, постарайся приехать засветло. Пожалуйста, я тебя очень прошу. Хорошо?

- Ну, не знаю... Я постараюсь.

* * *

Постараюсь, постараюсь. Вечером я весь издергался, на улице медленно смеркалось, а ее все не было. Не находя себе места, я метался по квартире, а она не шла и не шла. Где же она? Когда придет? Куда пропала?

Зазвонил телефон.

- Алло?

- Алло, это ты? - ее голос! - Не надо меня ждать, я сегодня не приду. Ты знаешь, наверно, я больше вообще не приду...

- К-как?

- Я встретила другого человека... Прости.

- Оксана!

Но трубка уже коротко попискивала. Как же так? Только что ждал, и вдруг "больше не приду"? Уже некого больше ждать? Ее больше не будет? В грудь словно налили кипяток, всего меня наполнила странная, не телесная, а душевная боль. Страшная, непереносимая боль, против которой нет лекарства. И не было смысла эту боль терпеть...

Все застыло в моих глазах, и лишь ритмично подрагивал пол под ногами.

Я снял тапочки, одел ботинки и вышел на улицу.

Всадник несся широкой рысью, четкий силуэт мрака среди домов, и мелькали в окнах багряные блики от плаща. Царапнула шпора высокий тополь дерево надломилось и бесшумно рухнуло на тротуар, опустилось копыто и с полным безразличием расплющило, чей-то "запорожец". Ничего не замечали замершие прохожие, а всадник несся, сотрясая все вокруг, опустив ::опье к самой земле.

Я ждал посреди улицы. Не было отваги, не было решимости, просто хотелось избавиться от тупой невыносимой боли, погасить пожар, поселившийся в сердце.

Вот и копье.

Удар.

И я почувствовал, как холод наполняет мою грудь, как остывает тело, успокаивается и очищается разум, как кровавая боль стекает назад, прочь, и развевается за плечами алым плащом. Мое сознание хладно и спокойно, легко копье, послушен конь. Жестко, словно броневая плита, подрагивает под копытами земля. Застыли люди в проплывающих мимо окнах, как игрушечные поблескивают внизу машины. Мне легко, хорошо и спокойно.

Я скакал по улицам, избавившись от бессмысленной суеты, повернул вдоль трамвайных путей, увидел странно знакомый голубой "жигуленок" посреди улицы, недавно погибшую женщину, какого-то паренька чуть немного дальше. Вгляделся - и узнал его. Себя. Того недавнего себя, который стремился домой, полный своего малявочного счастья. И понял, что через несколько дней на него обрушится боль, по сравнению с которой все остальное - мелочь. Мне стало его жаль. Мне захотелось облегчить его участь.

И я опустил копье, нацелив острие в сердце.