Александр Беляев - Рогатый мамонт

— И как выбрасываете вот это тесто? — указал на полку Зорин.

— Совершенно верно. А на смену предельно разбухшему тесту мы берем новый кубик и прокалываем его.

— Таким образом, при помощи теста — тяжелой материи — вы высасываете электроны из невидимых проводов высоковольтной передачи? — спросил Санович.

— Правильно. В данном случае «ТМ» заменяет нам землю, заземление. Настоящая земля далеко под нами, и отработанный ток поглощается тяжелой материей. Понятно?

— Вполне, — ответил Санович. — У меня есть еще только один вопрос…

Но он не успел задать его.

Нас качнуло. Порядочно-таки качнуло. Мы увидели, как водитель, всплеснув руками, начал лихорадочно вертеть диски на пульте управления. Я чувствовал, как наш летучий поезд то поднимается, то опускается, как его, словно на железнодорожных стрелках, бросает из стороны в сторону.

Впоследствии оказалось, что от невыясненной причины — быть может, от неосторожного движения пальцем неопытного водителя — наш электроплан вышел из луча, питающего энергией его моторы. Мгновенно были включены аккумуляторы, и мы могли продолжать полет, но куда? Ведь невидимый провод не только питал током моторы, но и служил указателем пути. Правда, оставались радиомаяки. Но вы знаете, что радиоволны в Арктике нередко пошаливают.

На аккумуляторах мы могли пролететь около часа. Оледенение нам не грозило: электронагреватели поверхностного слоя вагона и его крыльев непрерывно растопляли образующуюся корку льда. И все же положение было невеселое. Вокруг — мрак, внизу — Карское море, — мы летели уже на участке гора Народная — Новая Земля. Говорят, радиомаяк города Кармакулым на Новой Земле давал сигналы, но они скоро угасли. Во что бы то ни стало надо было найти наш радио-электровоздушный провод. Надо вам сказать, что в то время еще не были установлены аппараты, автоматически удерживающие электроплан на «рельсах» и находящие их, если порыв бури или какая иная причина собьет машину с электропути.

Электроплан продолжал слепо тыкаться из стороны в сторону. И вдруг новый сильнейший толчок потряс всю машину. У меня было такое впечатление, что наш поезд на всем ходу налетел на стену. Не было ли это результатом беспорядочного верчения дисков нашим растерявшимся водителем? Быть может, он внезапно дал задний ход запасным реактивным двигателям? Я слышал потом, что водителя сняли с работы после этого злополучного рейса.

Мы все попадали на пол. Вещи сдвинулись с места. Переборки трещали. Двери раскрылись. Из пассажирского отделения послышались крики женщин и плач детей. Электроплан, однако, продолжал лететь, удары не повторялись, и все понемногу успокоились.

— Смотрите, что делается с кубиками тяжелой материи! — воскликнул Зорин.

Мы посмотрели на полки. На месте маленьких, как игральные кости, кубиков лежали большие куски теста, которое набухало с необычайной быстротой.

— От сильного удара изоляционные футляры кубиков лопнули, и тяжелая материя начала всасывать электроны, — взволнованно объяснил Петров. — Хотя мы и «сошли с рельсов», но находимся в магнитном поле линии высоковольтной передачи и электронов здесь более чем достаточно…

— И чем это нам угрожает? — спросил Зорин.

— Тесто задушит нас, если мы не примем мер! Надевайте теплые костюмы и рукавицы, открывайте наружные двери и выбрасывайте тесто за борт, — распорядился Петров, предварительно плотно прикрыв дверь в пассажирскую каюту, чтобы там никто не догадался о критическом положении, в котором мы находились.

Петров показал нам, где хранились теплые электрифицированные костюмы, мы быстро оделись и открыли дверь. Снаружи ворвался ледяной ветер со снегом.

— Если трудно будет дышать, наденьте кислородные маски, — посоветовал Петров.

Мы — я, Зорин и Санович — принялись за работу. Нельзя сказать, чтобы она была приятна. Электроплан все еще швыряло, и мы рисковали вылететь вон. Несмотря на небольшую высоту — около двух километров, — дышать было трудно: в Арктике потолок тропосферы низок, а мы притом еще сильно работали. Пришлось надеть кислородные маски, хотя они и мешали работать.

Но главную неприятность нам доставляло тесто тяжелой материи. Мы отрывали куски величиною с арбуз, с трудом доносили до двери и выбрасывали. А тесто словно потешалось над нами. Не успевали мы вернуться обратно, как его оказывалось больше, чем раньше. И хотя каждый новый «арбуз» был легче предыдущего, работа не облегчалась, так как ее темпы приходилось все увеличивать. Тесто расползлось уже по всему полу, наши ноги увязали, и это еще больше затрудняло работу…

Мы изнемогали от усталости, выбрасывая куски теста, едва вытаскивали ноги, увязавшие в нем по колено, а что делал в это время Петров? Он взял микроскопический кусочек теста, вошел под звукоизоляционный колпак к водителю и, что-то объяснив ему, положил кусочек перед ним на стол. Затем они оба начали внимательно наблюдать за растущим кусочком теста — нам все это хорошо было видно сквозь прозрачные стенки «кабины» водителя. Петров от времени до времени что-то говорил, водитель — на этот раз очень осторожно — поворачивал диски. Когда тесто слишком разрасталось, Петров снова отщипывал от него маленький кусочек и, оставив его на столе, остальное выбрасывал за дверь, к нам под ноги.

Выбросив очередной ком теста, Петров крикнул нам:

— Вы понимаете? Я нашел способ при помощи «ТМ» определить, где находится невидимый провод высокого напряжения: чем ближе к проводу, тем сильнее пахнет тесто, чем дальше — тем слабее. Мы можем хоть сейчас войти в луч-проводник, но «ТМ» вобрала бы такое огромное количество электронов, что мы мгновенно с головой завязли бы в тесте. Надо объявить команде аврал, призвать на помощь десяток пассажиров и выбросить все тесто, оставив лишь небольшой кусок, достаточный для того, чтобы долететь до станции!

Так «ТМ» неожиданно нашла себе еще одно применение: как индикатор направления и мощности электронного потока. Используя это свойство «ТМ», наши изобретатели впоследствии построили новые регистрационные аппараты, вплоть до таких, которые определяли интенсивность потока космических лучей…

Ну, вот, собственно, и все. Происшествие на этом и кончилось. Тесто общими усилиями было выброшено, электроплан «стал на рельсы», и дальнейший путь до острова Врангеля прошел вполне благополучно.

Да, совсем забыл: вы ведь ждете еще рассказа о рогатом мамонте… Ну, знаете ли, я и сам не ожидал, какой из этого дела получится конфуз.

Мой приятель, охотник-эскимос Яша, таскал меня по тундре часа четыре, чтобы незаметно подвести почти к тому же самому месту, откуда мы вышли. Где-то на задворках складских помещений он разрыл кучу мха и показал мне… что бы вы думали? Череп коровы! Да-с, самой настоящей коровы черкасской породы. Можете себе представить, как я посмотрел на него, как рявкнул затем на Яшу?