Яна Дубинянская - Козлы

Он с ненавистью в упор взглянул на вошедшую студентку. Запрокидывать голову не хотелось, поэтому взгляд воткнулся в ложбину между её крупными, как средних размеров дыни, грудями, колышащимися в вырезе кофточки. Гадость!

— Я принимал по бегункам с десяти утра, — негромко отчеканил он. — А сейчас я ухожу. Я в отпуску. Меня уже здесь нет. Придете осенью.

Она залепетала что-то почти нечленораздельное и совершенно абсурдное. До пяти утра готовилась… проспала… соседка по комнате в общежитии унесла ключи… сломался трамвай… сломался каблук… забыла сумочку с зачеткой… вообще отключили трамвайную линию… не пускали в корпус без студенческого, который в библиотеке, а книжка потерялась…

Твердовский старался не слышать её, как недавно Милочку. Не получалось. Не помогала даже медитация на тему подводной охоты — усилия, прилагаемые для этого, только всколыхнули наново головную боль. И сквозь пульсирующие волны упрямо прорывались нелепые, но тем не менее зримые и осязаемые проблемы этой вульгарной невезучей девицы. Зачем? За что?!..

А главное, она по-прежнему загораживала ему проход. Мелькнула мысль просто взять её за плечи и физически отодвинуть с дороги, но это было бы мало того, что непристойно — противно. Кожа на её покатых плечах поблескивала от пота. Твердовского передернуло.

— На осень, — с безнадежным отвращением повторил он.

Зазвонил телефон, и на этот раз его пронзительная трель прозвучала счастливым шансом избавиться хоть ненадолго от навязчивого бубнения студентки. Доцент жадно схватил трубку.

— Алло?

— У тебя там что, Смольный? — зарокотал жизнерадостный бас младшего брата. — Два часа не могу дозвониться! Когда идешь в отпуск?

Твердовский покосился на студентку. Она умолкла и начала робко шмыгать носом, но уходить явно не собиралась. Со слегка театральным достоинством он произнес:

— Я в отпуску с сегодняшнего дня. Прямо сейчас выхожу из кабинета.

Сашка засмеялся. Его чувства юмора Василий никогда как следует не понимал.

— Да ладно, останься на две минуты. Долго болтать не буду, все-таки межгород. Мы доехали нормально, если тебя интересует. Ты когда думаешь к матери?

— Завтра, — не подумав, ответил он. Нет, напомнила боль, завтра необходимо пойти на сеанс к Кузьмичу. — Послезавтра.

— Привези ей мешок сахару, грядет сезон варенья, — без ценных указаний Сашка, разумеется, обойтись не мог. — И еще, Вась, она тебе не скажет, но ей уже очень тяжело самой по хозяйству. Пока мы там были, Маришка ей помогала, и дети тоже. Ты уж, Вась, как-нибудь… или найми кого-то. Только не жди, что она попросит, ты же знаешь маму. Она думает, что двужильная. Еще и коз ко всему завела…

Василий слушал со все нараставшим раздражением. Это похоже на брата: звонить из Москвы за бешеные деньги и нести полную ерунду. Какое хозяйство? Какие козы?

— … А вообще она тебя ждет — не дождется. Последние дни только и было слышно: Васенька, Васенька… Я завидовал! В общем, я на тебя надеюсь. Уходить, как ты любишь, на целые дни со своим чертовым аквалангом, а потом подкидывать ей по пять кило рыбы на реализацию было бы свинством с твоей стороны, слышишь, Васька? Мать у нас одна. Ну ладно, пока, Маришка меня уже бьет в спину… слушай, ну больно же!.. Бывай.

Короткое пиканье методично загнало в голову одну за другой несколько иголок, и Твердовский поспешил повесить трубку. Над самым ухом раздались судорожные всхлипывания. Он поднял глаза.

Студентка успела подойти почти к самому столу, и теперь полубеззвучно рыдала в полуметре от преподавателя. Черные от туши слезы образовали круги под глазами и дорожки на щеках, а по переносице она уже размазала разноцветное пятно из обильной косметики. Увидев, что телефонный разговор окончен, девица снова полила на Твердовского смешанный со слезами нескончаемый поток своих несчастий, от которого не было спасения.

Маленький городок, где почти ни у кого не осталось работы… беспробудно пьянствующий отец… полсвиньи из бабушкиного села за поступление на физический… все-таки полтора человека на место… мама так радовалась… замуж в Киеве… младший брат, его тоже надо пристроить, пока не начал курить травку… а бабушка недавно умерла… батя прибьет, если на осень… все выучила, вы только спросите… ведь до пяти утра…

Он поморщился. Хоть бы она умолкла!.. хоть бы на несколько минут…

— Давайте зачетку.

Поток прервался мгновенно, словно в ней одним резким движением закрутили кран. В тишине напомнила о себе голова — тихонько, деликатно. Почти терпимо.

— Берите лист бумаги и садитесь.

Девица воззрилась на него с ужасом и изумлением. Похоже, она думала, что он поставит ей экзамен просто так, за красивые заплаканные глаза. Твердовский даже усмехнулся. Такого за все годы преподавательской работы он не делал никогда. И не сделает.

Он раскрыл дипломат и, недолго порывшись, отыскал нужные бумаги.

— Вот, тяните билет. Ваше счастье, что я ещё не сдал ведомости. Как будете готовы отвечать, скажете… — он покосился на раскрытую зачетку, Елизавета.

Как загипнотизированная, она вытянула из предложенного ей веера крайний слева билет, посмотрела на него, опустилась на стул, глядя мимо Твердовского сумасшедшими карими глазищами. А потом внезапно уронила голову на скрещенные руки и громко, истерически разрыдалась.

Разревелась, как идиотка.

Просто день выдался на редкость дурацкий, с самого утра. Сначала Витка с ключом, потом трамвай, потом каблук, — босоножки совсем новые, месяца не походила! Уже тогда хотелось зареветь, — а ведь проверить, с собой ли зачетка, я догадалась чуть ли не подходе к универу… и трамваи не ездили!..

Твердолобый назначил по бегункам на десять, я думала себе подтянуться часикам к двенадцати, чтоб он уже хотел уходить и особенно не спрашивал… а вышло к половине третьего. На скамейке перед универом сидел Коробов с пацанами из первой группы, увидел меня и посоветовал поторопиться, а то… Умный совет, в его стиле. Лучше бы предупредил, что там ментура на входе. Хотя что б я сделала? Мой студенческий… ментам и Твердолобому я врала, что в библиотеке, — а на самом деле Лариска выпросила его съездить домой: свой она, видите ли, посеяла. Клялась, что в понедельник вернется… стерва! И можно подумать, мы с ней хоть капельку похожи!..

Перед ментами я ещё так-сяк держалась, хотя про библиотеку они, кажется, не поверили. Зато, уж не знаю почему, сразу повелись, когда подошел Коробов и сказал, что я из его группы. Он такой, его все слушаются. У нас полкурса в него влюблены… дуры, конечно. В общем, я проскользнула мимо ментов и полетела вверх по лестнице. Между вторым и третьим этажом вспомнила, что забыла спросить, пересдал ли Коробов на пять. И спасибо сказать тоже забыла.