Теодор Старджон - Лезвие Оккама

- Что же он стал делать?

- Принялся работать и оплатил больничный счет.

Они долго сидели в машине, не зажигая света, и молчали. Потом Джо спросил:

- Интересно все-таки, о чем он думал в больнице?

Карл Триллинг ответил:

- Неважно, о чем он думал, важно, что решил. Клив вел чистую игру, упорно работал, был честен, лоялен и прямодушен; он был в отличной форме, он был умен. Когда он вышел из больницы, у него остались только два последних качества. Куда девались все остальные, один бог знает.

- И тогда он пошел работать на старика?

- Да. Уилер теперь вполне созрел для этого. Старик, как ты знаешь, стал современным мифом. Никто его не видит. Никто не в силах предугадать, что он прикажет через минуту. Кливленд Уилер укрылся в его тени и исчез для людей почти так же, как и сам босс. Старик всегда был затворником, а после появления Клива еще больше отдалился от людей. Впрочем, с ним это дело обычное - то долгие периоды полного покоя, а потом вдруг неожиданные выезды с рекламной шумихой, деловые встречи. Можно предположить, что какой- нибудь могучий гений из его подручных все это придумывает - кто может знать? Только люди, наиболее приближенные к нему, - Уилер, Эпстайн и я. Я лично ничего не знаю.

- А Эпстайн умер.

- Да, Эпстайн умер. Таким образом, остается один Уилер. Что касается меня, то я личный врач старика, а не Уилера, причем нет никаких гарантий, что когда-либо стану его лекарем.

Джо Триллинг пошевелил затекшими ногами и откинулся на спинку сиденья, задумчиво глядя в темноту, наполненную шепотом древесной листвы.

- Начинает проясняться, - пробормотал он. - Старик на излете, ты тоже легко можешь вылететь. Правда к счастью, в другом направлении. Уилер останется один, без присмотра.

- Вот именно, и я до конца его не понял и не знаю, что он станет делать. Знаю одно, что в его руках будет сосредоточена такая власть, какой не обладает ни один человек на Земле. У него будет столько денег, что вряд ли он захочет дальше обогащаться. Масштабы его богатства будут превосходить все, что мы можем себе представить. Но меня тревожит другое: Уилер - это человек, которому жизнь, можно сказать, убедительно доказала, что быть добрым, сильным, великодушным, честным не очень-то выгодно. Возникает вопрос - куда именно толкнет его этот жизненный опыт? Если предположить, что за последние годы все больше решений исходило от него, можно попытаться экстраполировать, куда он направит свою энергию. Пока можно быть уверенным только в одном - ему будет удаваться все, что он задумает. Такая уж у него привычка.

- Короче, ты пытаешься уяснить себе, чего он хочет? Что может желать такой человек, как он?

- Я знал, что ты тот самый парень, который сейчас мне нужен, - сказал Карл, и в его голосе прозвучали чуть ли не счастливые нотки. - Именно так. Что касается меня лично, то работу я себе найду без малейшего труда. Был бы тут Эпстайн, все было бы проще. Но он мертв и сожжен.

- Сожжен?

- Да. Тебе это, конечно, неизвестно. Таковы инструкции старика. У нас много пишут о частных плавательных бассейнах с холодной и горячей водой, но ручаюсь, тебе никогда не доводилось слышать о человеке, у которого в нижнем этаже двухэтажного подвала имеется личный крематорий.

Джо развел руками:

- Конечно, если ты можешь в любую минуту вытащить из кармана два миллиарда долларов наличными, тебе легко получить все, что угодно.

Между прочим, а как насчет законности?

- А так, как ты сказал: все законно, если у тебя есть два миллиарда наличными... Все было как положено. Окружной медицинский эксперт прибыл и подписал все бумаги. Когда старик отдаст концы, он тоже приедет - это особо предусмотрено в завещании. Стоп! Ты не подумай, что я хочу бросить тень на эксперта. Он не был подкуплен. Тело Эпстайна он освидетельствовал самым строжайшим образом.

- Это все ясно. Тревожит тебя другое - что будет потом.

- Правильно. Что сделал старик за последние десять лет после появления Уилера и чем это отличается от предыдущего направления его деятельности? И в какой мере это различие следует приписать влиянию Уилера? Вот в чем нам надо разобраться, Джо, а отсюда мы можем уже экстраполировать, как Уилер намерен использовать величайшее экономическое могущество, которым когда-либо в мире обладал один человек.

- Об этом давай и поговорим, - сказал Джо, и на губах у него появилась тень улыбки.

Карл Триллинг знал характер брата и ответил ему таким же намеком на улыбку. Они еще долго разговаривали.

Крематорий в нижнем этаже двухэтажного подвала был построен в строго функциональном стиле: никаких ритуальных деталей, ничего такого, что могло бы вызвать эмоции. Мы располагаем подробным описанием всего, что произошло, когда после долгих-долгих ожиданий старик наконец умер. Все было сделано в строгом соответствии с его указаниями немедленно после того, как смерть его была медицински засвидетельствована, и до официального оповещения о случившемся... И вот с пугающим лязгом раскрылась квадратная пасть печи, и оттуда вырвались волна жара и сноп света того оттенка, какой у кузнецов в давние времена назывался соломенно-желтым. Простой, без всяких украшений гроб медленно вкатился внутрь, по его углам сразу вспыхнули язычки пламени, и дверки печи с грохотом захлопнулись.

Медицинский эксперт наклонился над маленьким столиком и поставил свою подпись в двух местах. Карл Триллинг и Кливленд Уилер сделали то же самое. Эксперт оторвал из блока копии документов, сложил их и положил в нагрудный карман. Он взглянул на квадратный проем печи с железными дверками, открыл было рот, снова закрыл его и пожал плечами.

- Всего хорошего, доктор, - сказал он, протягивая руку Триллингу.

- Всего доброго, доктор. Ругози ожидает вас за дверью, он вас проводит.

Молча пожав руку Кливленду Уилеру, эксперт ушел.

- Я понимаю, что он сейчас испытывает, - сказал Карл. - Что-то нужно было сказать. Что-нибудь запоминающееся - как-никак конец целой эпохи. Что-нибудь вроде: "Один маленький шаг человека..."

Кливленд Уилер улыбнулся:

- Если вы думаете, что процитировали первые слова астронавта после высадки на Луну, то сильно ошибаетесь. Первые слова он сказал на стремянке, выйдя из кабины, когда ткнул носком башмака лунный грунт. Он сказал: "Грунт здесь мягкий, я легко могу расшвыривать его башмаком". И мне это всегда нравилось гораздо больше, потому что было естественно, а не придумано и заучено заранее. Так и тут: эксперт попрощался, а вы ему сказали, что шофер ждет его за дверью. Мне это нравится больше, чем какие-либо торжественные слова. Я думаю, что тому человеку это тоже понравилось бы, - добавил Уилер, мотнув своим волевым подбородком в сторону излучающих жар черных дверок.