Александр Беляев - Мертвая зона

А Доменико Маручелли, бросив короткую лопатку, которую можно было прятать в широкие шаровары, уселся на бугре и запел свою песенку:

Я пел, когда на свет родился,Я песни пел, когда женился…

— Кричи, кричи, пока сторож не придет и не заберет тебя вместе с алмазом! — ворчливо сказал Хэрвуд.

— И то правда. Я иду в лагерь. Идешь?

— Я еще не вырыл своего алмаза, — ответил Хэрвуд.

Хэрвуду так и не удалось найти алмаза. Доменико Маручелли проявил удивительный характер и не ходил больше в копи искать алмазы.

— С меня довольно, — говорил он. — Подожду немного, получу деньги за работу от мистера Вервэра — и домой. —

И Маручелли начал мечтать о том, что он будет делать, когда станет богатым. За пазухой Маручелли лежали «в сложенном виде» и дом, и усадьба, и коровы, и ослы, и почет односельчан. Все это заключалось в алмазе. Доменико был весел и пел, пел не переставая. Он действительно «сидя, стоя, лежа пел».

А Ден угрюмо молчал. Он как-то весь почернел и осунулся. Он не мог решить: что ему сделать с итальянцем? Предать, донести компании? Дену выдадут за донос каких-нибудь десять процентов, как выдают туземцам за найденный алмаз «для поощрения честности», выгодной компании. Десять процентов. Это составило бы немаленькую сумму. Но кто будет оценивать алмаз? Оценщик компании? И, конечно, оценит безбожно мало. Для оценщика честность не добродетель, а порок, потому что она невыгодна компании. Что же делать? Ясно что. И в тот самый вечер, когда в компаунде туземцы пели душераздирающую песнь мертвецов, Хэрвуд предложил Маручелли пойти с ним на новое местечко, попытать счастье в последний раз.

— Ты счастливый, и твое присутствие принесет мне удачу, — сказал он. Маручелли пошел и больше не вернулся, а алмазы, большой и малый, перешли с разбитой груди итальянца на крепкую грудь Дена Хэрвуда. — Все в порядке!

Хэрвуд вернулся в лагерь под утро и крепко уснул. На другой день он проснулся свежим и бодрым. Нащупав мешочек на груди, Ден улыбнулся и даже что-то запел себе под нос.

Теперь у него на груди были тоже «в сложенном виде» пульмановские спальные вагоны, роскошные каюты океанских пароходов, номера первоклассных отелей, игорные дома, автомобили… О, Ден сумеет извлечь из алмаза более шикарные вещи, чем корову и дом.

Ден счастлив. Хэрвуд был добр. Он потешит сегодня Вер-вэра и аккуратно будет слушать радиопередачу во все установленные часы. В восемь, двенадцать, четыре, восемь. И Ден аккуратно принимал утром, и в полдень, и в четыре часа и записывал в своей книжке слова, цифры, фразы, передаваемые Вервэром.

Мертвая зона была в разговорчивом настроении. Еще один восьмичасовой прием, и Ден свободен. Можно будет помечтать на досуге. В последний раз он примет радиопередачу, а завтра… завтра он будет уже далеко отсюда!

В семь пятьдесят пять вечера Ден уже сидел за приемным аппаратом с наушниками на голове, разложив перед собой книгу и вооружившись карандашом.

Ровно в восемь часов вечера зазвучал голос Вервэра:

— Алло! Алло! Говорит Кимберлей. Раз, два, три, четыре, пять…

Радиопередача шла, как всегда. Вервэр называл цифры, имена собственные, иногда говорил целые фразы. Ден записывал и на полях делал отметки о слышимости.

Но вдруг карандаш заплясал в пальцах Дена и покатился На стол, со стола на пол. Рука Дена судорожно сжалась. Ден откинулся назад, как будто сильнейший припадок удушья внезапно охватил его. Лицо его выражало ужас. Как будто в телефоне он услышал что-то необычайно страшное. А между тем ничего страшного не было. Колебания телефонной мембраны превращались в звуки, звуки — в веселую песенку:

Я пел, когда на свет родился,Я песни пел, когда женился.Бывали дни, я голодал,Но песни громко распевал…

Не могло быть никакого сомнения: это пел Доменико Маручелли свою любимую песенку. Ден, точно громом пораженный, прослушал ее до конца.

Когда ж умру, то песнь моюЕще я громче запою!

Закончил Маручелли, как всегда, высокой нотой.

Радиопередача неожиданно прекратилась. Ден несколько секунд сидел неподвижно, с широко открытыми глазами, потом вдруг сорвал с головы наушники, бросил их в угол, поднялся из-за стола и начал в волнении ходить по комнате.

Доменико Маручелли жив и невредим! Он находится в Кимберлее, у Вервэра. Значит, он не падал со скалы и не разбивался!.. Но разве Хэрвуд не видал собственными глазами и не ощупывал собственными руками труп Маручелли? Наконец, разве на шее Дена не висит мешочек с алмазами итальянца? Правда, труп Доменико был без головы. Допустим, что это был труп не Доменико, а кого-то другого, погибшего на этом месте. Но алмазы! Такого двойного совпадения быть не могло. Маручелли разбился, это факт. И тем не менее он поет как ни в чем не бывало.

Ден остановился и потер себе ладонью лоб.

— Галлюцинация… Я слишком много думал об этом проклятом итальянце. А его песня прожужжала мне уши… Надо пойти в Кимберлей и там выяснить все… А вдруг… вдруг я там встречусь с живым Маручелли? Нет, это не годится… До трупа Маручелли ближе, чем до Кимберлея…

Взяв электрический фонарик, Ден вышел из дому и быстро зашагал по тому пути, по которому он шел с обреченным на смерть Маручелли. Со стороны компаунда неслись веселые песни…

Как ни спешил Хэрвуд, на место он пришел уже затемно и ему пришлось зажечь фонарь, чтобы разыскать труп итальянца.

На старом месте трупа не было. Ден почувствовал, как у него шевелятся корни волос. Неужели труп «ожил» и сбежал? Этого не может быть… Ден продолжал поиски и наконец нашел жалкие остатки трупа, обглоданного какими-то ночными хищниками. Ими же труп, очевидно, был перетащен в другое место. Ден посмотрел на то немногое, что осталось от итальянца. Теперь уже решительно нельзя было узнать, кому принадлежит труп. Ден начал осматривать выше лежащие скалы, освещая их своим фонарем, и наконец нашел в узкой расщелине голову Маручелли. Если бы Ден нашел алмаз величиной с эту голову, то он, наверно, обрадовался бы не больше. Хэрвуд долго осматривал мертвую голову.

— Будем рассуждать логично, — громко говорил он, опасаясь за свой разум. — Маручелли мертв. Я только что убедился в этом еще раз. Маручелли поет по радио. Двух Маручелли быть не может. Следовательно… я с ума сошел. Мне почудился голос Маручелли… Просто нервы развинтились. Завтра, наверно, никакого пения Маручелли я не услышу.

Ден вернулся к себе и лег спать. Но он почти не спал до утра. Необъяснимая загадка мучила его. Он не мог уехать, не разрешив ее.