Айон Декле - Картина

Теперь ее волосы были серебристо-седоватыми, но она оставалась очень привлекательной женщиной. Она смотрела на картину Рамиреса, а Картер неотрывно следил за женой, надеясь по выражению ее лица угадать, что она думает.

- Как же это устроено? - спросила наконец Мария, ни на миг не отрывая глаз от картины.

- Молекулярный распад, - объяснил Рамирес. - Картина сделана таким образом, что изображение, которое вы видите на ней, определяется случайным распадом молекул в источнике питания. Она будет функционировать еще долго после того, как Мона Лиза потрескается и превратится в пыль. Но каждую секунду картина будет меняться. Пейзаж всегда одинаковый, но в то же время он постоянно меняется, обновляется, точь-в-точь как жизнь. Это и есть та самая общность жизненного опыта, которую вы так усердно ищете в искусстве, мистер Картер. Перемена. Ибо все непрерывно изменяется, и никто не может этого избежать.

Картер внимательно посмотрел на картину. Любопытно... Он затруднялся составить о ней мнение. Картина была около четырех футов длиной, трех футов высотой и толщиной в несколько дюймов. Рамирес объяснил, отчего она такая толстая: картина была автономной, не зависела от внешнего мира, механизмы, источники энергии и прочее - все находилось внутри. Было похоже, что на ее создание ушло гораздо больше месяца. Пожалуй, художник начал работу прежде, чем заключил то дурацкое пари.

Отрицать ее красоту было невозможно. Уходящий вдаль узкий каньон. Отвесные красные стены вздымались вверх по обе стороны журчащей речки. В жарком синем небе, где-то далеко в вышине, то приближаясь, то удаляясь, плавно парили кондоры или орлы. На переднем плане пологий берег реки постепенно переходил в лужайку, где стоял глинобитный дом. Перед домом, между ним и водой, находился небольшой огород.

- Это ваш дом? - обратилась Мария к Рамиресу.

- Да, - ответил художник, - в моем каньоне.

- Ах, вот в чем дело! - сказал Картер, повернувшись к Рамиресу. Он внезапно ощутил прилив гнева. - Вы воображаете, что с помощью какого-то сентиментального фокуса заставите меня прекратить строительство плотины! Разве можно быть таким дураком, Рамирес? Или вы меня считаете дураком? Месяц назад у меня в доме вы позволили себе идиотскую выходку из-за этого каньона. Если вы собираетесь возвращаться к этому вопросу при каждой нашей встрече, я буду вынужден просить вас держаться подальше. Дискуссия окончена.

- Мистер Картер, - устало, заговорил художник, - если бы ваша жена не догадалась, никто бы никогда не узнал, что это изображение моего каньона.

- Готов биться об заклад... - отрезал Картер.

- Но раз вы теперь все знаете, вы должны понять и то, почему я избрал эту тему. Так ли уж странно, что художник выбирает дорогую ему тему? Неужели вы думаете, что художник может вызвать у вас интерес к своей теме, если сам он к ней равнодушен? Ну конечно, нет! В этом вопросе не у меня, а у вас туман в голове. Вы владелец портрета мадам Пикассо: разве Пикассо пытался повлиять на вас, когда писал его? Послушайте, Картер, я говорю все это, чтобы сохранить в силе наше пари. Вы не уточнили темы, и я выбрал ее сам. По-моему, я не нарушил условий нашего соглашения.

- Я ставил условием, что вы создадите для меня подлинное произведение искусства и что оно будет новым и оригинальным, - заметил Картер.

- Так оно и есть, - сказал Рамирес. - Это картина, но написана она не кистью, а электронной аппаратурой. Нечто совершенно новое. И она заставит вас переживать, затронет ваши чувства.

Картер ощутил беспокойство. Что-то в поведении Рамиреса напоминало повадки хищного зверя.

- Это искусство, Кеннет, - тихо сказала Мария.

Картер повернулся и растерянно посмотрел на жену. К своему изумлению, он обнаружил, что забыл о ней. Забыл и о картине, поглощенный спором и неясными подозрениями. В целом пейзаж на картине остался прежним, но претерпел едва уловимые изменения.

- Отрицать невозможно, - продолжала Мария: - Обрати внимание на краски и композицию. Как плавно и гармонично все перемещается. Линии остаются уравновешенными. Все здесь зависит от того, как передано соотношение между двумя отвесными сторонами каньона. А передано оно превосходно. Это произведение искусства, Кеннет. И оно не похоже на все то, что я видела раньше.

Картер повернулся лицом к Рамиресу, он пытался побороть подступивший ужас. Он знал, что должен радоваться победе художника, но в то же время испытывал бессознательный страх перед чем-то, не поддающимся четкому определению.

- Скажите-ка мне, Рамирес, - заговорил он голосом, полным ехидства и нарочитого презрения, - когда кондоры начнут описывать те же самые круги снова и снова? Чем эта картина лучше объемного кинофильма, пленка которого замкнута на круг для непрерывной демонстрации?

- Я вам уже говорил, - ответил Рамирес, - что изображение на картине никогда не повторяется. Иначе был бы нарушен принцип Гейзенберга.

- Я слежу за ней, Кеннет, - сказала Мария. - Это не замкнутая кинолента. Я достаточно знакома с кинофильмами, чтобы разобраться в этом. Кинолента не может донести бесконечные вариации световых бликов на поверхности воды, а эта картина может. В текущей воде бесконечное число завихрений, а возможности киноленты ограничены. Чтобы показать то, что я уже видела, потребовалось бы более полутора километров кинопленки. - Она ни на миг не отрывала глаз от картины с тех пор, как был снят чехол.

Картер растерялся. Мария понимает в искусстве больше, чем он. Если она назвала эту вещь произведением искусства, то едва ли следует сомневаться. Никуда не денешься.

- Значит, это правда? - спросил он.

- Да, - подтвердила Мария. Она продолжала неотрывно смотреть на картину. Изображение было объемным и цветным (как в большинстве новых телевизоров), и время от времени Мария слегка изгибала шею, словно пыталась получше разглядеть что-то.

- Ну, хорошо, - сказал Картер. - Согласен: все, что вы говорили о картине, - правда. Но нескольких минут мало, чтобы решить, нравится вам вещь или нет.

- Конечно, - согласился Рамирес. - Возьмите ее с собой. Повесьте на стену у себя в доме. Понаблюдайте за ней несколько недель. Затем сообщите мне, нравится ли она вам. Расскажите, удалось ли мне задеть вас, взволновать. Тогда вы будете в состоянии решить, искусство это или нет.

- Хорошо, - сказала Мария. - Сделаем, как он говорит, Кеннет. Для себя я уже решила и думаю, что через неделю-другую ты со мной согласишься. И даже если не согласишься, все равно мне бы хотелось, чтобы картина повисела у нас в доме. Она меня очаровала.

- Тебе это действительно нравится, Мария? - осторожно спросил Картер.

- Да.

Он обратился к Рамиресу: