Георгий Гуревич - Месторождение времени

- Лишних четверть часа? - воскликнул Гелий.- Но в поезде около тысячи пассажиров. Тысяча человек теряет четверть часа! Двести пятьдесят рабочих часов губит каждая электричка. Рабочий месяц в каждом поезде! Это же клад!

- Но мне лично приятнее посидеть с книжкой, чем толкаться в проходе. Я за эти четверть часа прочту чтонибудь полезное. Вы за эти четверть часа родили техническую идею.

Вот этот довод показался ему убедительным.

- Пожалуй, четверть часа для размышлений - это не потеря,- согласился он. И с осуждением покосился на соседнюю скамейку, где шумные парни убивали эти четверть часа подкидным дураком.

Гелий не мог представить себе, что есть люди, у которых время лишнее.

После конференции у нас с Гелием установилась постоянная связь. Он регулярно писал мне письма; Они походили на военные сводки: "На фрезерно-ставковом направлении наши войска, сломив сопротивление экспертизы, развивают успех; на участке цементного обжига мы отошли на заранее подготовленные позиции и накапливаем силы для решающего удара". По-моему, пробивать изобретения Гелию нравилось больше, чем изобретать. И раза четыре в год Гелий приезжал в Москву, чтобы пробивать идею лично. Обычно он останавливался у меня в Одинцове, тогда я выслушивал полный отчет за истекший квартал.

В один из таких приездов мы возвращались с ним с Юго-Запада, от одного из моих знакомых, тоже цетолога. Гелий интересовался физиологией кашалотов. Эти зубатые чудища ныряют за добычей километра на полтора без всяких скафандров, играючи выдерживают перепад давления в полтора километра и не ведают кессонной болезни, азотных отравлений, губящих наших водолазов. Человек и кашалот одинаково дышат воздухом, но почему-то у человека в крови азот закипает, а у кашалота нет. Нельзя ли перенять кашалотову физиологию - вот что волновало Гелия.

Возвращались мы вечером в почти пустом вагоне, неторопливо обсуждали перспективы окашалотывания водолазов. Вдруг на станции "Спортивная" в двери ворвалась возбужденная толпа. Десятки мужчин, молодых и среднего возраста, мигом заполонили скамейки и туго забили проходы. Вагон наполнился взволнованным гомоном. Говорили все сразу и все об одном.

- "Спартачки" напортачили.

- Они были, есть и будут мастерами.

- Мастера, мастера, а штуку всунуть ие могли.

- Если бы Галимзянчик не затыркался, перекидывая с правой на левую...

- "Нефтчи" - портачи!

- Но-но, полегче. Видали, как Бекназаров прошел по левому краю! Троих обфинтил.

- Офсайта не было. Я сам сидел против линии. .

В общем, по репликам вы уже сами поняли трагедию. Московский "Спартак" сражался с бакинцами и безответственно проиграл на своем поле, зaто сумел всунуть штуку в ворота".

- Счет какой? - спросил я ближайшего соседа, навалившегося мне на колени.

И вдруг заметил укоризненный, почти горький взгляд Гелия. "И ты, Брут, продался болельщикам!"-как бы говорил этот взгляд.

- А вы равнодушны к футболу? - спросил я, невольно оправдываясь.- Но это же игра века. Видите, сто тысяч человек ездили на стадион, чтобы своими глазами посмотреть...

Пальцы Гелия медленно поползли к вискам.

- Вы что задумали?

Не ответил.

- Что вы придумали, Гелий? - спросил я снова, выходя из метро на вокзальной площади.

- Пока не придумал ничего. Я занимался арифметикой. Сто тысяч болельщиков провели на стадионе два часа. Двести тысяч человеко-часов потрачено на один гол. А знаете ли вы, что взрослый мужчина в течение всей своей сознательной жизни успевает проработать не более ста тысяч часов. Значит, две жизни убито на стадионе. Ценой двух жизней забит гол. Искусно пройдя по левому краю, Бекназаров укокошил двух работников.

- Так нельзя рассуждать, Гелий. На самом деле, пройдя по левому краю, Бекназаров продлил жизнь ста тысяч людей.

- Это каким же способом?

- Они увлекутся спортом, будут заниматься регулярно. Если хотя бы два часа в неделю...

Гелий был непробиваем:

- Сто тысяч человек по два часа в неделю! Но это же еще хуже. Это убиение двух работников еженедельно. Сто человек в год загублено ради времяпрепровождения.

- Вы говорите ерунду, Гелий. Игра - не времяпрепровождение, игра необходима живому существу. Я как биолог могу вам сказать, что играют все животные, и не от нечего делать. Играют, чтобы учиться жить, чтобы мускулы тренировать. Телята бодаются, чтобы подготовиться к будущим битвам, волчата прячутся, нападают, борются, котята ловят клубок, чтобы научиться ловить мышей. И взрослая кошка тренируется, жестоко играя с мышью.

- Каких мышей собираются ловить футболисты?

- Гелий, не острите. Футболисты тренируют ноги.

- Зачем им бегать? Они же ездят на метро.

- Гелий, не надо задавать наивных вопросов. Ноги отсохнут, если их держать на подушке.

Мы спорили всю дорогу до Одинцова- и в электричке, и по пути от станции. Придя в дом, Гелий по-новому осмотрел комнату, тоном прокурора-обличителя сказал:

- Юра, я вижу теперь, вы из той же породы убийц времени. Вот лыжи. Гири! Ружье и охотничьи трофеи. Зачем вы охотитесь? Сколько обедов добываете охотой? Я скажу, я разоблачу вас! Ваши далекие предки оставили вам ненужное наследство. Они добывали мясо насущное охотой, а вы в охоту играете, вы трех дней не прокормитесь дичью. Они гонялись на лыжах за оленем, а вы ходите на лыжах просто так, вы играете в гонку. Для чего? Потому что вам досталось тело первобытного охотника и вы его холите, вы лелеете, вы тратите время на поддержание тела лесного охотника, хотя сами вы добываете свои отбивные и шашлыки, исписывая бумагу за письменным столом.

- Ну и что вы предлагаете? Отсечь ноги и руки?

- Я ничего не предлагаю пока. Я только вижу проблему. Вижу пласт человеко-часов, пропадающих втуне.

Тот разговор был осенью, в конце футбольного сезона, а в начале лета я получил письмо:

"Есть решение, -писал Гелий. - Приезжайте - продемонстрирую. Обеспечиваю виллу на берегу моря, отдых в масличной роще и сколько угодно разговоров о будущем человека и техники".

Я подсчитал свои возможности и согласился. Дел особых у меня не было: минимум я сдал, а тему должны были утверждать осенью. Путевки не было тоже, а денег... Какие же деньги у аспиранта? Да и велик ли труд в наше время посетить Крым? Под Москвой вы выходите на просторное поле, разлинованное бетонными дорожками, поеживаясь от прохладного ветра, разгоняющего рябь на зеленой траве; два часа сидите в трясущейся от рева алюминиевой трубе, глядите, как за круглым окном проплывают очень белые, очень туго набитые и очень однообразные подушки, затем пристегиваетесь, перестаете курить и выходите на просторное ноле, разлинованное бетонными дорожками.