Андрей Щупов - Привет с того света

— Ну, дьяволята! — Макс ощутил, что только сейчас начинает дозревать для достойного отпора. — Если бы не эта спешка, если бы не аттракцион! Разумеется, он тотчас повернул бы назад. Но, увы, уже через полчаса он должен был участвовать в рекламном заезде. Сто футов по двухдюймовой стальной полосе. Разумеется, не на «бэзете», а на классическом спортивном скакуне. Высота двух этажей, скорость километров тридцать — больше он попросту не успеет набрать. Бобби обещал славный куш, но для Макса главнее ни с чем не сравнимое чувство риска. Еще бы! Скорость плюс двадцать с лишним футов высоты!.. Вполне достаточно, чтобы свернуть шею. Зрители ахнут, зато коллеги в один голос назовут идиотом, а хозяин поморщится. Действительно, какого черта рисковать и лезть под пули где-нибудь на экваторе, чтобы потом, вернувшись домой, на родину, ломать позвоночник на родном стадионе? Не такие уж большие деньги, чтобы увечить за них собственные кости. И тем более не понять коллегам это его маленькое попустительство молодым бандитам. Тот же Штольц, его стародавний сосед по окопам, просто отвинтил бы им всем головы. Невзирая на возраст. Понятие справедливости у Штольца было первобытно простым. Мирные граждане пусть живут, тех, кто пакостит, бросают в котел и съедают…

Крякнув, Макс успел в самый последний момент перескочить через возникший на тропе полусгнивший еловый пенек и довольно улыбнулся. В том-то вся и заковыка! Кто-то дерется, чтобы потом отдыхать. Для него смысл схватки — в ее нюансах. Дегустаторы пьют вина, кладут на язык ломтики мяса — Макс вкушал и коллекционировал иные вещи.

Возможно, в каком-то смысле стычка в лесопарке ему даже пошла на пользу. Нельзя зацикливаться на предстоящем. И, даже мчась на стальную, переброшенную с одной платформы на другую, ужасающе тонкую полоску, где-то на периферии сознания он продолжал спорить с собой, размышляя о крахе педагогики и шайках молокососов, выплеснувшихся в последние десятилетия на улицы. И ведь вооружаются, шельмецы! Вот что ужасно!.. Что там было у этих сопляков? Пистолет или обрез? Скорее всего какой-нибудь самопал. Из пистолета выстрелили бы еще пару раз. Не так уж быстро он от них смылся. Куда быстрее сейчас проносится над этой чертовой полосой.

Воздух свистел в ушах, заглушая гул толпы. Низко пригнувшись и почти касаясь грудью изогнутой рамы, Макс словно прикипел взглядом к летящей навстречу узенькой ленте. Последний проворот педалей — и, застыв корпусом, он взмыл над землей. Так, по крайней мере, ему показалось. Даже дух захватило, как от падения в пропасть. Вот оно — ЧУВСТВО! То самое! И черт с ней — с ценой, ему ли бояться падений! За спиной более шестисот прыжков с парашютом и около тридцати прыжков с вертолета на поверхность рек и озер. Справится!..

Уже почти на финише переднее колесо чуть дрогнуло, но и тогда рефлексы спасли положение. Опережая сознание, руки подправили руль, сместив его на какой-нибудь миллиметр, и под победное улюлюканье тех, кто ставил на него, Макс съехал по крытой резиной эстакаде на дорожку стадиона. Подняв над головой руки и бешено работая ногами, сделал почетный круг — это он вполне заслужил. Ему охотно хлопали — возможно, даже с некоторым облегчением. Выступавшего перед ним увезли с множественными переломами.

— Класс! — Бобби, устроитель аттракционов — пузатый бодрячок, уважающий пиво, перехватил его возле ангаров, когда Макс снова пересаживался на свой компактный «бэзет». — Честно говоря, не думал, что это тебе удастся. Можешь ругать меня, костерить, но вот, ей-богу, не верил!

— Это, видно, мне и помогло.

— Знаю. Ты, чертяка, всегда любил делать назло. Но сегодня это не просто так, это рекорд! Считай, что в книгу Гиннеса ты уже прошел…

— Скажите, о чем вы думали, решаясь на этот заезд? — К Максу ринулись репортеры, сверкнул блиц. Гонщик отвернулся.

— Убери этих болтунов.

— Брось, Макс! На ленте тебя снимали только со спины. Подставь им личико и скажи хотя бы нет сколько слов. Рекорд есть рекорд, а это все-таки пресса.

— Я сказал: нет.

— Ну, Макс! Всего парочку слов!

— Вместо парочки слов будет парочка затрещин. Ты меня знаешь. Так что скажи им, чтоб отваливали.

Бобби прекратил уговоры: взрывной характер Макса он и впрямь знал слишком хорошо.

— Все, ребята! Чуть позже… Потом я сам вам что-нибудь расскажу. — Бобби суетился, оттесняя упирающихся журналистов. — Я же сказал: позднее… Сейчас ему нужен отдых, релаксация и все такое…

Услышав новое словечко, Макс усмехнулся. Бобби любил новомодные термины. Каждую неделю он выучивал по одному, повторяя его без конца до полного запоминания. Таким образом устроитель спортивных трюков расширял свою не слишком выдающуюся эрудицию.

— Ну что? Дернем по маленькой? — Справившись с репортерами, Бобби догнал его и двинулся рядом, держась рукой за седло. — Мне как раз подкинули баварского. Пару баночек, а?

— Нет, — Макс покачал головой. — Есть одно срочное дельце.

— Какое еще дельце? Макс! Пойми, мы только что загребли кучу денег! — Бобби живо принялся загибать пальцы: — Процент от билетов, тотализатор, газетная реклама! А раз рекорд, значит, и купцы попросят своего за хорошенький куш. Половина, как и договаривались, — твоя.

— Положишь на мой счет, как обычно.

— А как насчет отметить? — не отставал Бобби.

— Не хочу. — Макс поглядел на пузатого выдумщика смертельных номеров и чуть пригнул к нему голову. — Релаксация — вот чем я собираюсь сейчас заняться, дружище! Ре-ла-ксацией!

Крутанув педали, он прощально махнул рукой. В спину ему долетело разочарованное:

— Да ты хоть знаешь, что это такое, обормот?

— Знаю, — усмехнулся Макс. — Моя релаксация, Бобби, это хорошая трепка. Два кулака против семерых сопляков…

Можно было, наверное, припрятать велосипед в кустах и подкрасться к молодым дикарям ползком, но после сегодняшней победы на стадионе Макс посчитал это ниже собственного достоинства. Пацанва, пусть и кусачая, все равно остается пацанвой. Много для них чести — скрести брюхом землю. Будем воевать честно — лоб в лоб.

Смердящие холмы химических отходов остались позади. Результат кропотливого труда в течение десятилетий. В этих местах, говорят, обитали псы-мутанты. Кое-кто даже был уверен, что это не псы, а гигантские крысы, но Максу не приходилось с ними сталкиваться — стало быть, и вопрос оставался открытым.

Заглушив звонок, чтобы не дребезжал, через пролом в бетонной изгороди он въехал на территорию лесопарка. Уже начинало темнеть, а Макс продолжал колесить по полянам, нарываясь на бой, зная, что теперь он готов и уж во всяком случае откровенных ляпов не допустит. Одного-единственного он боялся больше всего: что детишки, всласть напроказничав, ушли. Лес — это все-таки лес, и в городе шалить веселее. Там тебе и сияющие, напрашивающиеся на кирпич витрины, и накурившиеся опиума бродяжки, на которых вволю можно поотрабатывать запретные удары, и те же кошки с голубями, и бедрастые дамочки, согласные обслужить банду за полцены. Словом, Макс мог и не найти их, а тогда, он точно знал, на душе навсегда останется гнусный след — что-то вроде грязного пятна, которое не отмоется и с годами. Он не жаждал мести, он жаждал справедливости. Всего-навсего. Зло существовало всюду и в превеликом изобилии, но то конкретное зло, с которым он сталкивался лично, обязано было потесниться. В этом он был полностью солидарен со Штольцем.