Джон Норман - Звери гора

— Продолжай.

— Меня обманули, — разрыдалась рабыня. — Бертрам из Людиуса меня выследил. Я решила, что он просто подглядывает за мной. Мужчины часто любуются молоденькими невольницами.

— А тебе, сучка, это понравилось?

— Да, господин, — простонала девушка. — Я ведь рабыня.

— Продолжай.

— Умоляю тебя, господин! — Девчонка вцепилась мне в плечи. — Мне действительно было приятно. Он красивый, сильный, он горианин, а я всего лишь рабыня. Я думала, что он попросит у тебя меня и ты ему не откажешь!

Последнее было правдой. Если бы мой гость проявил интерес к рабыне Велле, бывшей землянке по имени Элизабет, я бы не задумываясь отдал ее ему на всю ночь. И, останься он ею недоволен, я бы велел высечь ее плетьми.

— Он заговорил со мной, — сбивчиво рассказывала девушка, — и я тут же опустилась на колени. Он сказал, что я хорошенькая, и это мне понравилось.

На Горе женщине сложно заслужить одобрение мужчины. Тем более рабыне. Здесь никогда не похвалят девчонку из простой вежливости. Чтобы услышать комплимент, ей надо вывернуться наизнанку. Зато, когда девушку хвалят, она по-настоящему счастлива, ибо в душе каждой настоящей женщины горит одно-единственное желание — угодить мужчине.

— «Знаешь ли ты, кто я такой?» — спросил он. «Конечно, господин, — ответила я. — Ты Бертрам из Людиуса, гость моего хозяина». «Твой хозяин ко мне очень добр, — сказал он. — Я хочу сделать ему подарок». «Чем я могу тебе помочь, господин?» — спросила я. «Я хочу заказать твоему хозяину хорошую куртку или накидку из шкуры снежного слина, — сказал он. — В Людиусе есть мастера, которые могут пошить великолепную вещь. С золотыми нитками и потайными карманами. В такой одежде ему будет удобно сидеть в седле тарна».

— В Порт-Каре мало кто знает, что я тарнсмен, — перебил ее я. — И Бертраму я никогда об этом не говорил.

— Об этом я не подумала, господин.

— Тебе не пришло в голову, что это странный подарок со стороны торговца и моряка?

— Простите меня, господин, — взмолилась девчонка. — Наверняка кто-нибудь рассказал ему, какой вы отважный тарнсмен. К тому же такой подарок обычен для людей, приехавших с севера.

— Бертрам из Людиуса не мог знать, что я тарнсмен, — повторил я. — Мне кажется, что он работает на кюров.

Я сделал резкое и грубое движение, и она сладостно застонала. По телу рабыни струился горячий пот.

— Если не ошибаюсь, — добавил я, — он не единственный, кто на них здесь работает.

— Нет! — завопила она. — Нет!

Я все-таки заставил ее отвечать на мой движения. Девчонка хрипло стонала.

— Он забрал мою тунику, чтобы снять размеры для зимней куртки из меха снежного слина, так?

— Да! — выкрикнула она. — Но только на одну минуту! Только на одну минуту!

— Дура!

— Меня обманули!

— А может, ты все-таки работаешь на кюров?

— Нет! — заплакала она и попыталась подняться, но я снова вдавил ее плечи в лужу крови.

— Даже если ты действительно на них работаешь, красотка, не забывай, что ты моя рабыня.

— Да, господин, — простонала она, мотая головой из стороны в сторону. — Туника была у него всего одну минуту.

— И ты все время ее видела?

— Нет, — ответила девушка. — Он велел подождать в коридоре.

Я рассмеялся.

— Всего одну минуту, — повторила рабыня.

— Этого достаточно, чтобы просунуть тунику между прутьев решетки и прошептать слину, что это его враг.

— Прости меня!

Я пронзал ее снова и снова, пока она окончательно не обезумела. От некогда цивилизованной девушки не осталось и следа. В луже крови содрогалась от страсти закованная в ошейник рабыня.

Я поднялся, а она осталась лежать рядом с разрубленной головой слина.

Мои пальцы снова стиснули рукоятку огромного боевого топора Торвальдсленда.

Девушка смотрела на меня округлившимися от ужаса глазами. Она инстинктивно подняла одно колено и попыталась прикрыть лицо цепью.

— Не убивай меня, господин! — взмолилась она. — Я твоя рабыня.

Я поудобнее перехватил топор.

Девушка покорно вытянулась на окровавленном полу и положила руки вдоль тела ладонями вверх. Женские ладони очень мягкие и нежные.

— Я совсем ничего не знаю про слинов, — сказала она. — Я думала, их используют только при охоте на табуков.

«Все равно она не имела права давать кому попало одежду хозяина, — подумал я. Тем более что в доме находился слин».

— Значит, он взял мою тунику. Почему ты мне об этом не рассказала?

— Он предупредил, что подарок должен быть сюрпризом.

Я посмотрел на слина и рассмеялся.

— Туника была у него всего одну минуту, — жалобно повторила она.

Из холла донесся удар корабельного колокола, затем послышались шаги, и наконец в дверях показался Турнок.

— Тебя приглашают в дом Самоса, — объявил он.

— Пусть приготовят лодку, — распорядился я.

— Слушаюсь, капитан! — откликнулся Турнок и скрылся.

Бросив топор, я умылся водой из бурдюка и надел новую тунику. Затем сам завязал сандалии и перебросил через левое плечо перевязь с адмиральским палашом.

— Ты не захотел, чтобы я завязала тебе сандалии, — печально произнесла рабыня.

— Тебе есть чем заняться, — проворчал я.

Девчонка поползла по полу, пытаясь поцеловать мои ноги.

— Прости меня, господин! Меня обманули!

— В Порт-Каре утро, — напомнил я.

Она прижалась лицом к моим стопам.

— Если я не искуплю своей вины, господин, — пролепетала она сквозь слезы, — вели посадить меня на кол.

— Не сомневайся, — бросил я и вышел из комнаты.

Глава 2. ПОСЛАНИЕ НА ДРЕВКЕ КОПЬЯ. МОЙ РАЗГОВОР С САМОСОМ

— Наглость кюров переходит все границы, — сказал Самос.

Он сидел, — скрестив ноги, перед низким столиком, на котором стояли кубки с дымящимся горячим черным вином, блюда с ломтями жареного боска, запеченные яйца вула, а также вазочки с соусами и приправами.

— Как сказать, — пробубнил я в ответ. Не люблю говорить с полным ртом.

— Для них война — развлечение, — вздохнул Самос. — Равно как и для некоторых людей, — добавил он мрачно.

— Я бы не стал утверждать, что все кюры относятся к войне одинаково, — заметил я. — Для воинов это, конечно, очередная потеха, но для большинства война остается серьезным и ответственным делом.

— Вот бы все люди так думали, — проворчал Самос.

Я улыбнулся и запил яйцо добрым глотком горячего черного вина, приготовленного из растущих на склонах Тентиса бобов. Это вино здесь весьма ценится. На Горе за попытку контрабанды бобов можно поплатиться жизнью.