Дэвид Брин - Глина

Моя отчлененная плоть судорожно вытянула пальцы, словно намереваясь вцепиться юнцу в нос, и он с отвращением отбросил тошнотворную добычу в сторону.

Оглянувшись, я также успел заметить двух Желтых Беты, упрямо пробивавшихся через растревоженную толпу и даже нетерпеливо расталкивавших архи. Их катапульты уже были готовы к стрельбе. Посреди общей суеты на них никто не обращал внимания, а штрафов за нарушение общественного порядка они не боялись. Их заботило другое — не позволить мне унести то, что хранилось в моей голове.

Не дать поделиться с моим владельцем содержимым моего разрушающегося мозга.

Должно быть, то еще было зрелище, когда я, хромая и пригибаясь, в разорванной одежде, с изуродованной рукой, завывая от боли, пробирался через плазу на глазах у изумленных, спешащих убраться с дороги архи. В тот момент я еще не был уверен, что достигну чего-то. Срок службы истекал, у меня, наверное, начало развиваться слабоумие, усугубленное шоком и физической усталостью.

Привлеченный суматохой, с Четвертой улицы прибежал коп; неудобный защитный костюм лишал парня необходимого проворства, но вот его синекожие копии, не нуждающиеся в защите, а потому более активные, сразу рассыпались по площади. В отличие от самого обученного и дисциплинированного взвода вояк они не ждали приказов, прекрасно зная, чего именно хочет их оригинал. Их единственное оружие, пальцы-иглы, покрытые парализующим маслом, могли остановить любого, человека или голема.

Я уклонился от них, взвешивая варианты.

В физическом смысле моя копия не причинила никому никакого вреда. Однако дело принимало рискованный оборот — от неудобства пострадали реальные люди. Предположим, я оторвусь от желтых дуболомов Беты и доберусь до полицейского морозильника. Мой оригинал выплатит штраф за нарушение общественного порядка, и от премии, обещанной за выявление логова банды Беты, ничего не останется. Это во-первых. Во-вторых, копы вполне могут проявить небрежность и не успеют заморозить меня вовремя. В последнее время за ними такое замечалось.

Разумеется, я уже попался на глаза камерам слежения. Но достаточно ли будет записи для проведения надежной идентификации? Лица у Зеленых не очень-то выразительные, а над моим вдобавок потрудились парни Беты.

Так что опознание станет делом нелегким. Оставалось одно: унести мое проштемпелеванное тело туда, где его никто не сможет опознать. Пусть гадают, из-за кого случился весь этот сыр-бор.

Крича и размахивая руками, я заковылял к реке.

Возле набережной меня догнал суровый, усиленный громкоговорителем окрик: «Стой!»

Копы-големы носят громкоговорители там, где у большинства из нас половые органы… Жутковатая замена, которую трудно не заметить.

Слева от меня стали падать камни. Один угодил в мое разлагающееся тело, другой отскочил от тротуара и едва не зацепил настоящего полицейского. Может, теперь Синие обратят внимание на желтых ребят Беты. Клёво.

На этом мысли оборвались, потому что мои ноги потеряли опору. Некоторое время они по привычке еще топтали воздух, а потом я плюхнулся в темную воду.

В том, что я веду рассказ от первого лица, есть одна большая проблема — читатель знает, что я все же добрался до дома в целости и сохранности. Так что никакого саспенса. Да, так уж получилось, что на этом все не кончилось, хотя, возможно, и должно было бы. Некоторые големы создаются ради боя, например, те, которых любители посылают на гладиаторские состязания. Есть, как говорят, и секретные модели, используемые спецвойсками. Других дитто проектируют для удовольствий, жертвуя жизнестойкостью ради императивных клеток наслаждения и высококачественной записи впечатлений. Плати больше — и получишь модель с дополнительными членами или органами восприятия.

Я слишком дешев, чтобы претендовать на удовлетворение фантазий. Но есть одно качество, обязательное для всех моих копий, — гиперосигенизация. Мои дитто умеют надолго задерживать дыхание. Никогда ведь не знаешь, куда заведет работа — тебя могут попробовать отравить газом, бросить в багажник машины или закопать заживо. В моей памяти имеются такие случаи. Этих воспоминаний не было бы, если бы мозг умер слишком быстро.

Я счастливчик.

Успокойся. Отдохни. Это ведь не смерть. Ты — реальный — будешь жить. Твои мечты сохранятся в нем.

Те, что у тебя есть.

В общем-то верно. С философской точки зрения мой оригинал это и есть я. У нас одна память, исключая этот кошмарный день. День, который он провел босиком, в шортах, занимаясь бумажными делами, пока я искал приключений в другом, неведомом для многих городе-двойнике, где жизнь дешевле, чем в романах Дюма. По большому счету моя нынешняя жизнь не имела особенного значения.

Я ответил тихому, вкрадчивому голосу так, как отвечал всегда.

К черту экзистенциализм.

Каждый раз, воплощаясь в копию, временного двойника, я передаю ему инстинкт выживания.

Я хочу жить после жизни.

К тому времени, когда мои ноги коснулись скользкого дна реки, во мне уже созрела решимость испытать судьбу. Конечно, шансов мало, но, может быть, тот, кто сдает, возьмет новую колоду. К тому же меня вел и еще один мотив.

Не дать победить плохим парням. Не позволить, чтобы им все сошло с рук.

Пусть мне не нужно было дышать, но передвигаться по дну реки не очень-то приятно. Ноги то увязали в тягучем иле, то скользили. Сила сцепления отсутствовала, а часики меж тем тикали.

Видимость? Почти нулевая, и я руководствовался памятью и ощущениями. Цель заключалась в том, чтобы пройти вверх по реке к паромным докам. Однако, сделав несколько шагов, я вспомнил, что яхта Клары стоит на якоре в километре от Одеон-сквер. Вниз по течению. Перестав бороться с течением, я отдался на его милость и сосредоточился на том, чтобы держаться поближе к берегу.

Было бы куда легче, если бы в меня встроили регулируемые болевые сенсоры. Без них оставалось только проклинать собственную убогость и дешевизну и корчиться от боли, перенося ногу с одного камня на другой или вытаскивая их поочередно из жадной топи. Невольно вспомнился прочитанный где-то плакат, отражающий отношение к подобным мне созданиям.

Я это я. И пусть осталось жизни мало, я все же ее ценю. И отдаю остаток, прыгая в реку, чтобы сэкономить кому-то несколько кредитов.

Кому-то, кто будет любить мою подружку и пользоваться плодами моих достижений.

Кому-то, кто помнит все, случившееся со мной, кто делит со мной свою память.

Но, ложась на копир, он знает, что останется дома в настоящем теле. А я отправлюсь делать за него грязную работу.

И этот парень никогда не узнает, какой у меня был паршивый день.