Рэй Брэдбери - Земляничное окошко

Они шли по пустынным городским улицам, слыша эхо своих шагов.

- А нынче утром? - спросила Керри.

- Я как раз дошел до сегодняшнего утра, - сказал он. - Часть меня тоже рвется домой. Но другая часть говорит: "Если мы вернемся, все пропало!" И я подумал: "Что нас больше всего терзает? Какие-то предметы, которые были у нас раньше. Вещи мальчиков, твои, мои". И я подумал: "Если для того, чтобы положить начало новому, нужны какие-то старые вещи, то, видит бог, я их использую, эти старые вещи". Помню, в одной книге по истории написано, что тысячу лет назад в полый коровий рог клали уголек и раздували его целый день, и так переносили огонь с места на место, и вечером разжигали костер искрами утреннего костра. Все время новый костер, но всегда с частицей старого. И я все взвесил и сопоставил. "Стоит ли Старое всех наших денег? - спросил я. Нет! То, что мы создавали, чему служило это Старое, - вот это ценно". "А Новое - стоит ли оно всех наших денег? Чувствуешь ли ты, что делаешь вклад в будущее, в какой-то из дней следующей недели?" - "Да! - сказал я себе. - Если я могу одолеть то, что зовет нас обратно на Землю, я ради этого готов облить свои деньги керосином и поднести спичку!"

Керри и оба мальчика не двигались. Они застыли на месте посреди улицы, глядя на него так, словно он был ураганом, который налетел на них и чуть не оторвал от земли, а теперь затихал.

- Утром пришла транспортная ракета, - тихо сказал он. - С ней прибыл наш багаж. Пойдем получим его.

Они медленно поднялись по трем ступеням камеры хранения и пошли по гулкому полу к складу, который только что распахнул свои двери, начиная рабочий день.

- Расскажи нам снова про лосося, - сказал один из сыновей.

* * *

Теплое утро было в разгаре, когда они выехали из города на грузовой машине, кузов которой заполнили большие корзины и ящики, тюки и пакеты, длинные, высокие, короткие, плоские, все нумерованные, с аккуратно выведенным адресом: Роберту Прентиссу, Нью-Толедо, Марс.

Они остановили грузовик возле сборного дома, и мальчики выскочили из машины и помогли сойти маме. Боб еще посидел за рулем, потом медленно вылез из кабины, обошел машину сзади и заглянул в кузов, где громоздились вещи.

К полудню все ящики, кроме одного, были вскрыты, их содержимое разложено и расставлено на дне высохшего моря. Прентиссы устали.

- Керри...

Он повел ее вверх по ступенькам старого крыльца; они тоже стояли тут, на окраине города, извлеченные из ящика.

- Прислушайся, Керри. Ступеньки кряхтели и скрипели под ногами.

- Что они говорят, скажи, что они говорят?

Она стояла на старых-престарых деревянных ступеньках, думая о своем, и не могла ему ответить.

Он взмахнул рукой.

- Здесь - терраса, там - гостиная, столовая, кухня, три спальни. Кое-что обновим, кое-что с Земли заберем. Пока мы получили только крыльцо, часть гостиной мебели и старую кровать.

- Такие деньги, Боб!

Он повернулся улыбаясь.

- Ты ведь не сердишься - ну, погляди на меня! Ты не сердишься! Мы все постепенно заберем, в следующем году, через пять лет! Хрустальные вазы, армянский ковер, который твоя мать подарила нам в 1961 году! Пусть Солнце взрывается!

Они посмотрели на ящики с номерами и надписями: "Качели с террасы", "Кресло-качалка с террасы", "Хрустальная люстра"...

- Я сам буду дуть на нее, чтобы звенела.

Они установили на верху крыльца наружную дверь с окошками из цветного стекла, и Керри поглядела в земляничное оконце.

- Что ты видишь?

Он и так знал, что она видит, потому сам смотрел через то же стекло. Марс: холодное небо согрето, высохшие моря зарделись алым пламенем, радуя душу и глаз светом неугасающей зари. Пригнувшись, глядя через стекло, он услышал собственный голос.

- Через год город дотянется сюда. Здесь пройдет тенистая улица. У тебя будет твоя терраса, будут друзья. И тогда тебе уже не будет так сильно недоставать всего этого. Ты увидишь, как отсюда, с маленького, близкого и привычного тебе клочка, все пойдет и пойдет разрастаться, и весь Марс переменится - станет близким, словно ты его знала всю жизнь.

Он сбежал вниз по ступенькам к последнему, еще не вскрытому, обшитому мешковиной ящику. Своим перочинным ножом он вспорол мешковину.

- Угадай! - сказал он.

- Моя кухонная плита? Моя печь?

- Ничего подобного. - Он очень ласково улыбался. - Спой мне песенку, попросил он.

- Боб, ты окончательно рехнулся!

- Спой мне песенку, чтобы стоила всех денег, которые у нас были в банке и которых теперь нет. И черт с ними! - сказал он.

- Я только одну знаю: "Женевьева, моя Женевьева!"

- Спой ее, - сказал он.

Она никак не могла заставить себя начать Он видел, как шевелятся в попытке ее губы, но не слышал ни звука.

Тогда он решительно рванул мешковину, сунул руку в ящик, что-то поискал в полной тишине, напевая себе под нос. И вдруг в воздухе затрепетал звонкий, чистый аккорд.

- Вот так, - сказал он. - Ну-ка, с самого начала. Все вместе! Слушайте первую ноту.