Александр Беляев - Чертово болото

Ребята принялись за работу. Лопаты увязали в корнях растений.

— Это только сверху трудно. Травы, верхний мох — очес называется. Его в первую голову снимут, как торф добывать начнут. Глубже легче будет.

Действительно, когда очес был снят, лопаты начали легко входить в землю.

— Ну и торф! Первый сорт! — восхищался Панасик, отбрасывая черные комья. — Мы его высушим, посмотрим, как гореть будет.

Чем глубже копали ребята, тем жиже был торф, тем больше яма наполнялась водою. Было уже трудно выбрасывать торф. Черной жижей он стекал с лопаты.

— Эх, дьявол, вода мешает! — ворчал Панасик. — А и без воды не обойдешься. Без воды и торфа не будет. Вода препятствует доступу кислорода, от этого корешки растений и мох в торф обращаются.

— Тут не лопату, а ведро надо, — сказал Осип и бросил лопату. Рыть глубже было невозможно. Пришлось оставить начатую работу. Попробовали в другом месте — та же история.

— Давай, что ли, лопату, заодно отнесу в школу, — сказал Осип.

Вздохнув, Панасик отдал лопату.

— Без зонда ничего не поделаешь. Придется ждать, пока из города инженеры приедут!.. — Весело насвистывая, Осип ушел.

Панасик вновь остался один. Он снял руками верхний жирный слой отвороченного торфа и сделал из более плотного кирпичики.

— Пусть сохнут!

Прошел август, начались занятия в школе, а о городских ни слуху.

— Ну, что же твои торфоразработки, болотный шеф? — как-то спросил Назар.

Шутка понравилась. Ребята засмеялись. И с этого времени кличка «Кулик» сменилась новой: «шеф над болотом» или «болотный шеф».

Ребята перестали интересоваться торфом.

И вот, когда уже сам Панасик терял надежду, неожиданно в конце сентября приехали долгожданные гости. Панасик, подходя к болоту, еще с пригорка увидал их.

Очевидно, приехали они еще с утра, вместе с рабочими и материалом, так как успели сделать немало. В нескольких местах над скважинами стояли копры, треноги, а в одном месте даже небольшая вышка. Бурав был прикреплен к вышке канатом, от вышки в сторону шел деревянный рычаг с несколькими веревками на конце, спускающимися к земле. Рабочие, взявшись за концы веревок, поднимали рычагом бурав и затем под строго ритмическую песню опускали. При каждом ударе бурав все глубже уходил в землю.

У Панасика даже дыхание перехватило. Вот когда начинается!.. Он подошел к вышке и увидал старого знакомого — худого инженера, который приезжал в июле. И инженер узнал Панасика.

— А, торфовед пожаловал. Ну, здравствуй, как живешь?

— Помаленьку, — важно отвечал Панасик и спросил возможно спокойнее, хотя у самого сердце колотилось от волнения: — Толст ли пласт торфа?

Панасик напряженно ожидал ответа, словно его собственная судьба решалась.

— Толще тебя! — весело ответил инженер. — Почти два метра пробили, все еще один чистый торф. Богатые залежи!

— Значит… — и у Панасика перехватило дыхание, — значит, торфоразработки здесь будут?

— Будут, будут! Непременно будут. Теперь твое болото в гору пойдет.

Панасик готов был расцеловать инженера.

— Долго вы не были! — сказал он с ласковым упреком. И неожиданно для себя добавил: — Меня и то уж ребята дразнят: «шеф болотный».

Инженер рассмеялся.

— Пусть дразнят! А ты вот возьми да и предложи, чтобы вся ваша школа шефство над болотом взяла. Вы тут рядом живете. Вам надо присматриваться к делу, изучать. Нам и рабочие нужны будут, и специалисты нужны. Институт торфа тут строить будем. Инженерами вас поделаем, а тебя первого. Ха-ха-ха!

Панасик не мог понять, шутит ли инженер или говорит серьезно о шефстве школы, торфяном институте, об инженерстве. Но что «болото пойдет в гору», в этом Кулик не сомневался.

— Вы скоро уедете? — спросил Панасик.

— Денька два-три еще поработаем, — отвечал инженер.

Панасик переступил с ноги на ногу, словно не решаясь говорить.

— Вот. А можно мне ваш адрес узнать?

— Отчего же, можно. А зачем? — спросил инженер.

— Да вот… Если шефство школы… Может быть, написать вам…

— Отлично. Милое дело! — Инженер вынул блокнот, написал адрес и передал Панасику. — Вот, возьми! Павел Николаевич Горобец. Так меня зовут. Так пиши!

— Непременно напишу!

Городские уехали так же неожиданно, как и приехали. Когда Панасик на третий день утром — в школе занятий не было — пришел на болото, оно было по-прежнему пустынно. Даже копры убраны. Панасик знал, что это ненадолго, и все же ему стало грустно. Одинокая цапля широкими взмахами крыльев пересекала болото. Эскадрилья журавлей тянулась на юг. До весны теперь все останется по-старому…

Но Панасик ошибся. Осенью, когда уже пошли дожди и дорога испортилась, болото вновь оживилось на несколько дней. Назар сообщил, что колхозные волы отправлены на станцию: получена машина для болота.

— Завтра чуть свет и повезут!

Панасик впервые за все время не пошел в этот день в школу. Он должен был видеть своими глазами, как повезут машину.

Это было невиданное зрелище. Несколько десятков пар сизых волов везли большой локомобиль, поставленный на специальную колесную платформу. Колеса платформы увязали в грязи. Под них подкладывали доски, бревна, хворост, на пути настилали гати. Несколько раз казалось, что локомобиль вот-вот опрокинется. Десятки людей бросались к нему и поддерживали толстыми жердями. Шум, крик до хрипоты, тяжелое дыхание волов, потные лица людей, выпученные от натуги глаза, суета, смех и свист зевак…

От станции было недалеко, но перевозка продолжалась до позднего вечера. На место прибыли в сумерки, и выгрузку отложили до другого дня. А когда вечером назавтра Панасик пришел к локомобилю, он уже стоял на земле, укрытый тесом, так что рассмотреть его нельзя было. Под этим прикрытием машина должна была простоять до весны, чтобы ранней весной, как только оттает земля, приняться за работу.

Панасик каждый вечер навещал машину. Однажды, на заходе солнца, он услыхал выстрел и увидал человека с собакой и ружьем. Это охотился со своим Тузиком Утеклый.

— Эй! Эй! Уте-е-клый! — крикнул Панасик.

— Это что? — неодобрительно спросил Утеклый, подходя к Панасику и указывая прикладом ружья на локомобиль.

— Машина! Торф разрабатывать будут! — ответил Панасик.

— Ах, черт вас раздери! Пропала теперь охота!

Пришла зима. Мороз затянул узорами стекла окон. На дворе бушевала вьюга, а в школе было тепло. Ребятам казалось, что как-то по-особенному тепло. Потому что топили торфом, заготовленным на зиму самими школьниками. Для этого топки печей были переделаны.