Курт Воннегут - Библиотека современной фантастики. Том 12

Мы перечислили три-четыре вида занятий, которые каждый день требуют от человека значительного времени. Этот перечень можно продолжить. Да разве одни только обязательные занятия ежедневно требуют времени? А встречи с друзьями? А часы с любимым человеком? А путешествия? А развлечения? Нет, на все это вместе взятое не хватит и двадцати четырех часов в сутки. Придется все шире прибегать к научной организации труда и быта, по минутам рассчитывая затраты времени. Придется во все более значительных масштабах прибегать к помощи машин, без которых попросту не успеть переделать дневную груду дел, машин, которые не только позволяют полнее приобщиться к радости творческого труда, но и экономят время для отдыха, спорта, развлечений.

Так будет. Так должно быть. Так обязательно должно быть. Но при одном условии: если не останется на Земле эксплуатации человека человеком, если такие экономические категории, как стоимость, доход, прибыль, повсюду станут средством, а не целью развития народного хозяйства, если будут окончательно разрушены многообразные сословные перегородки отживающего классового строя и доступ к материальным и духовным благам будет открыт одинаково широко для всех. В противном случае, говоря словами И.Ильфа и Е.Петрова, не только возможны, но прямо-таки неизбежны довольно мрачные варианты.

Один из таких вариантов весьма реалистично изображен Воннегутом. Если бы этот роман был написан в те давние времена, когда в моде были длинные заглавия, он, возможно, назывался бы так: «Повесть о том, как в условиях государственно-монополистического капитализма был доведен до логического завершения процесс автоматизации и кибернетизации общественного производства и как в результате этого для человека не осталось места на Земле». Воннегут не выдумывает ничего сверхъестественного. Он просто-напросто продолжает в сравнительно недалекое будущее те тенденции, которые характерны для социально-экономического развития Соединенных Штатов Америки середины XX века. И видение художника закономерно приводит его к картине, столь оке правдоподобной, сколь и ужасающей: лишним при капитализме оказывается само человечество.

Американские социологи и экономисты высчитали, что при дальнейшем развитии наметившихся тенденций в сфере промышленности и сельского хозяйства останется не более 10 процентов трудоспособного населения. Почти все остальные перейдут в сферу обслуживания. Но и там, как мы уже говорили, человеку не выдержать конкуренции с машиной. Неизбежен следующий шаг, который весьма красочно и описывает Воннегут: во всей сфере общественного производства (включая сюда и сферу обслуживания) остается лишь кучка технократов и обслуживающий их персонал — в общей сложности, наверное, всего лишь несколько процентов взрослого населения, включая сюда педагогов в традиционных учебных заведениях, полицейских и других чиновников государственного аппарата, надзирателей разного ранга и прочих. Остальные, составляющие в совокупности подавляющее большинство — может быть, даже девять десятых населения страны, — оказываются «лишними». Перед ними остаются только два пути — либо армия, точнее — жандармерия, для того чтобы сохранять власть имущих, держа в страхе себе подобных, либо трудовая армия, призванная занять массу безработных видимостью общественно полезного труда, который гораздо эффективнее мог бы быть выполнен машинами.

В самом деле, куда еще в условиях капитализма прикажете девать эти девять десятых?

Направить их на освоение необитаемых пространств, о которых говорилось выше? Зачем? При существующем общественном строе это было бы даже опасно. Для него гораздо логичнее разместить за рубежом военные базы и гарнизоны, чтобы свирепо подавлять всякую попытку выступления против мирового жандарма. Так делается теперь, и так, видимо, будет продолжаться впредь, пока на Земле существуют империализм и империалистические державы.

Направить миллионы людей на развитие народного образования, здравоохранения, культуры? Зачем? Распространение высшего образования и высокая культура сделали бы только еще более неустойчивым и без того шаткое господство технократов. Гораздо логичнее ограничить народные массы начальным образованием, чтобы потом легче было оболванивать их официальной пропагандой, армейской муштрой, религиозным дурманом. А объяснение такой системе нетрудно придумать: разные способности! Отбираются наиболее достойные!

Как отобрать достойных? С помощью машин? Да разве способна самая что ни на есть совершенная машина тягаться с человеком, когда затрагиваются классовые, сословные, кастовые интересы? И мы видим в романе, как машины «отбирают» для восполнения замкнутой касты технократов сынков и родственников наиболее влиятельных боссов. Сквозь машинные рогатки без труда пробираются даже такие ничтожества, как Шеферд и Беррингер. При всей сложной системе аттестации карьера каждого Пола Протеуса обеспечена заранее только на том основании, что он сын, скажем, «Джона Протеуса-старшего, Первого национального директора промышленности, коммерции, коммуникаций, продовольственных товаров и ресурсов».

Наконец, сократить рабочий день настолько, чтобы доступ к управлению машинами, к работе получило возможно большее число желающих работать и способных работать? В сложившихся условиях это дало бы очень немного. Но даже это немногое оказалось бы в резком противоречии с интересами класса технократов, размывая их замкнутую касту.

Таким образом, любая попытка изменить статус-кво разбивается о непреодолимую преграду — о классовые интересы господствующей верхушки. Так было во всех классовых обществах, с тех пор как свет стоит. Так будет впредь, пока на Земле останутся классы, какое бы название для этих классов ни придумали. Неправда, что людей в «Утопии 14» выбросили за борт жизни машины. Это сделали не машины, а интересы господствующего класса.

Может быть, это чисто субъективное впечатление, но одна из особенностей романа Воннегута — почти полное отсутствие в нем, на мой взгляд, не только положительных героев, но и вообще персонажей, вызывающих хоть какое-нибудь сочувствие читателя. Подавляющее большинство действующих лиц — от главных героев и до последнего клиента питейного заведения в Усадьбе — отнюдь не принадлежит, выражаясь предельно сдержанно, к лучшим представителям человечества и вызывает, за исключением, пожалуй, самого Лола Протеуса, преимущественно брезгливое чувство. Уж не знаю, входило ли это в намерение автора или просто так получилось, но таких людей, которые действуют на страницах романа, право оке, не жалко было бы заменить машинами хоть сейчас, кстати, от этого мало что изменилось бы, потому что герои Воннегута в большинстве своем, по существу, самые низкопробные роботы, человекообразные существа, запрограммированные на очень ограниченный круг стереотипных мыслей, эмоций, действий чудовищной человекооболванивающей машиной современной западной цивилизации.