Роберт Артур - День чудес

Генри вытер потное лицо.

— Ты видел то же, что и я?

Джек, шумно глотнув, кивнул.

— Стоит т-тебе что-то пожелать, как п-появляется… — он распахнул калитку. — Пошли отсюда.

— Когда я начинаю высказывать жела… о мой бог! — простонал Генри. — Так вот откуда они взялись. Когда я чего-то желал. Ты думаешь, что…

Побледнев, они переглянулись. Хозяин конюшни медленно кивнул.

— О боже! — прошептал Генри. — Я никогда не верил, что такое возможно. Как бы хотел, чтобы…

Слова еще не слетели с губ, а перед ними возник девятый пони.

И Генри не выдержал. Повернулся и побежал. Джек тут же последовал его примеру. Пони, решивший, что это какая-то игра, поскакал за ними. Его собратья, не желая оставаться одни, с радостным ржанием также воспользовались калиткой и устремились следом.

Генри и Джек остановились у угла дома, обернулись. Как раз вовремя, чтобы увидеть последнего из животных, скачущих к Главной улице. Громкое ржание разрывало утреннюю тишину городка. Маленькие копыта мерно били по земле.

— Они убегают! — завопил Генри. — О, Джек, мы должны их поймать до того, как они тут все порушат. Господи, как бы я хотел, чтобы ничего этого не было!

Десятый пони бросился вдогонку за остальными, обдав их комьями земли.

3

Примерно в те минуты, когда Генри Джонс отправился за Джеком Гаррисоном, Льюк Хаукс мял пальцами шерстяной костюмчик для мальчика.

— Это самый дешевый? — спросил он у продавца и получил утвердительный ответ: все продавцы Локасвилля знали, что показывать ему дорогую вещь напрасная трата времени.

— Я его возьму, — он полез в карман брюк.

— Не кажется ли тебе, что материал тонковат, Льюк? — попыталась остановить его Эмили Хаукс с ноткой мольбы в голосе. — В прошлую зиму Билли постоянно болел, а Нед…

Ее муж даже не потрудился ответить. Достал из туго набитого бумажника двадцатидолларовый банкнот.

— Вот. И вы должны вернуть мне тридцать долларов и сорок центов.

Взявшись за банкнот, продавец потянул его к себе и повернулся к кассе, а затем удивленно посмотрел на Льюка Хаукса: казалось, тот вырвал банкнот из руки продавца.

— Вы хотите взять что-нибудь… — продавец не договорил, потому что Хаукс так и стоял с протянутым банкнотом.

— Возьмете вы деньги или нет? Сколько еще я должен здесь стоять?

— Да, сэр, — виновато ответил продавец и покрепче взялся за банкнот. Но не смог вырвать его из пальцев Льюка Хаукса. Потянул сильнее. Рука Хаукса дернулась вперед. Хаукс тут же убрал ее. Вместе с банкнотом.

— В чем дело, Льюк? — спросила Эмили. Ее муж ответил сердитым взглядом.

— Наверное, какой-то клей. Банкнот прилип к пальцам. Я достану другой, молодой человек.

Двадцатку он убрал в бумажник — на этот раз банкнот с готовностью отлепился — и вытащил две купюры по десять долларов. Но и они не захотели расставаться с хозяином, приклеившись к пальцам.

Лицо Льюка Хаукса пошло красными пятнами. Он переложил деньги в левую руку. Купюры без возражений согласились поменять руки, но не желали отлепляться, когда продавец потянул их к себе. Они словно срослись с кожей Льюка Хаукса.

Красные пятна исчезли, Льюк Хаукс побледнел как мел. И не мог заставить себя встретиться со взглядом жены.

— Я… ничего не получается, — промямлил он. — Я положу их на прилавок. А вы их возьмете.

Осторожно он опустил десятидолларовую купюру на прилавок, широко растопырил пальцы, поднял руку. К его ужасу, зелененькая бумажка поднялась вместе с пальцами.

— Льюк Хаукс, — сурово молвила жена, — это божья кара. Господь проклял твои деньги.

— Тише! — процедил Хаукс. — Разве ты не видишь, что Нетти Питерс зашла в магазин и смотрит на нас. Она же разнесет твои слова по всему городу. И каждый будет повторять эту ерунду.

— Никакая это не ерунда! — возразила Эмили. — А чистая правда. Твои деньги не могут оторваться от твоих пальцев!

Льюк Хаукс побледнел еще больше. Выругавшись, он вытащил из бумажника все деньги и попытался бросить их на прилавок. Упала лишь одна зелененькая бумажка, остальные остались толстой пачкой в его руке.

— Ну, слава богу! — выдохнул Хаукс. — Молодой человек, посмотрите, что за купюра?

Продавец взял бумажку.

— Это… это талон на бензин, сэр, — с каменным лицом сообщил он.

Льюка Хаукса передернуло. Он засунул деньги в бумажник, протянул его жене.

— Возьми! — распорядился он. — Расплатись с ним, Эмили.

Эмили Хаукс сложила руки на груди и заглянула прямо в испуганные глаза мужа.

— Льюк Хаукс, — говорила она громко и отчетливо, чтобы слышали все покупатели и продавцы, — восемь лет своей скаредностью ты сводил меня с ума, превращал мою жизнь в сущую муку. А теперь ты не можешь потратить ни единого цента. Ты умрешь от голода, потому что тебе будет не на что купить даже горбушку хлеба. Жители нашего города будут смеяться до упаду, видя, как ты ходишь по улицам с руками, полными денег, и умоляешь дать тебе что-нибудь поесть. Но от них ты не получишь и хлебной крошки.

Льюк Хаукс знал, что так оно и будет. Сверху вниз он смотрел на жену, которая никогда ранее не смела так себя вести.

— Эмили, прошу тебя, не говори так. Вот, возьми деньги. Трать, сколько захочешь. Купи все, что нужно. Ты… можешь купить даже что-то подороже для мальчиков.

— Ты хочешь, чтобы теперь деньгами в нашей семье распоряжалась я? — Эмили желала расставить все по местам.

Хаукс кивнул.

— Да, Эмили, — просипел он. — Возьми их. Пожалуйста, возьми.

Эмили взяла бумажник. Безо всяких усилий пересчитала вложенные в него деньги.

— Пятьсот долларов, — итог она подвела вслух. — А теперь, Льюк, ты можешь идти домой, — посоветовала мужу Эмили. — Я займусь покупками. Ты мне для этого не нужен.

— Как же ты донесешь их до дома? — Хаукс схватился за последнюю соломинку.

Эмили Хаукс стояла уже у двери, за которую минутой раньше выскользнула Нетти Питерс — ей было что рассказать горожанам. Эмили обернулась и лучезарно улыбнулась своему бедолаге-мужу.

— Я отвезу их в такси.

4

Мисс Уилсон оторвалась от швейной машинки, услышав конский топот. Подойдя к окну, успела заметить последнего пони, пронесшегося мимо ее маленького ателье. А потом, прежде чем попыталась ответить на вопрос, откуда взялись в их маленьком городке такие лошади, поймала взглядом свое отражение в зеркале, перед которым примеряли готовые наряды ее клиенты.

Звали ее Алиса Уилсон. Но уже давно никто не обращался к ней по имени. Тридцати трех лет, небольшого росточка, простенькая, серенькая, словно церковная мышка…