Влад Савин - Огонь и вода

Мельком взглянув на нее, Штрих вынул фото Зеллы. По его горячей просьбе, она прислала его в одном из первых писем. На кар-точке, размером с открытку, она стояла с детьми на площади у собора — того, в котором они венчались.

— Красивая! — изрек попутчик — из образованных?

Штрих помнил день — первой их встречи. Было солнце, но по небу быстро бежали облака, меняя свет на тень. Он шел по улице — сейчас уже не мог вспомнить, куда и зачем. Девушка в белом платье ступила на тротуар перед ним, раскрыв над головой большой зонтик, сиреневый с белой каймой; на локте ее висела корзина, с какой обычно служанки ходят на рынок за провизией — и внутри лежали булки, сыр, фрукты; в другой руке она несла пачку книг, связанных грубой веревкой. Незнакомка с зонтиком на мгновение оглянулась, Леон увидел ее красивое, будто иконописное лицо, оттененное, как ангельским нимбом, широкими полями летней соломенной шляпы — и вдруг направился следом, чувствуя, как между ним и этой девушкой словно натянулась незримая нить, разорвать которую очень легко, но больно. Дома, перед самым отъездом, ему случилось быть на поэтическом вечере, где сам А.Б. читал свои "Стихи о Прекрасной Даме". Сам Штрих, имея уже некоторый опыт, успел охладеть к романтизму — но оставался в душе эстетом, даже сейчас: ведь свобода — не враг красоте; даже сама будущая революция представлялась ему чем-то вроде Свободы на баррикадах — прекрасной и отважной женщины со знаменем, изображенной на знаменитой картине Делакруа. Что общего может быть у революционера, и барышни из общества, должно быть, приехавшей на лето к морю — потому, он не думал о знакомстве, зная, что сейчас девушка войдет в один из домов, и тонкая нить разорвется навсегда. А он пойдет дальше, оставив лишь в душе радостное чувство прикосновения к прекрасному; так совершенная картина одним видом своим вдохновляет зрителя на добрые дела.

Он шел за незнакомкой — ожидая, что она оглянется еще раз. Белое платье облачком развевалось впереди. Девушка переходила улицу, вдруг налетевший порыв ветра едва не отнял у нее зонтик, вывернув наизнанку, и платье взметнуло как в вальсе, солнечным кругом вокруг тонкой высокой талии. Вместо того, чтобы скорее пройти вперед, под защиту забора, незнакомка остановилась посреди мостовой, пытаясь все удержать, корзина и книги явно ей мешали. Леон увидел, как ветер-озорник вдруг сорвал с девушки шляпу, без всякого почтения, в один миг лишив незнакомку ангельского нимба, взметнул вверх темные, почти черные волосы. Шляпа с развевающейся синей лентой красиво закружилась в воздухе, упала наземь, в трех шагах от Штриха. И ветер сразу стих, словно убежал куда-то — сделав свое дело.

Девушка обернулась, взглянула на Леона. Штрих поспешил с поклоном вернуть потерю владелице, ему пришлось также принять ее ношу, пока незнакомка расправляла зонтик, тщательно приводила в порядок прическу и надевала шляпу. У нее были красивые серые глаза; лицо и руки ее были необычно бледными, без следа загара. Поблагодарив за помощь, девушка уже собиралась взять обратно корзину — а Леон так и не нашелся, что сказать. Пыльный вихрь снова закружил вокруг маленьким смерчем, набросился на незнакомку, как хулиган — начал рвать у нее шляпу, юбку, опять вывернул зонт, она пыталась все удержать, ей было явно сейчас не до книг. Видя эти затруднения, Штрих охотно вызвался помочь донести — и, после короткого раздумья, его предложение было принято. Свернув за угол, они прошли немного — пока Леон искал тему для разговора. Девушка также молчала, лишь звонко стучали по мостовой ее каблучки, с шелестом развевалось платье. Зонтик она держала, слегка наклонив от ветра — отчего Штрих, к своему сожалению, не мог видеть лица своей спутницы.

— Ах! — вдруг вскрикнула незнакомка.

— Что случилось? — спросил Штрих.

— Разве вы не видите, ветер снова унес мою шляпу!

Леон поспешил поднять шляпу, брошенную наземь в нескольких шагах. Незнакомка ждала, расправляя вывернутый зонт. Ветер трепал и путал ее волосы, успев разметать прическу вокруг лица в совершенном беспорядке — однако же, девушка показалась Штриху восхитительно красивой. Она улыбнулась, взяв шляпу из рук Леона, и сказала:

— Простите меня, за доставленную заботу. Здесь ветер, ну просто несносный, пристает ко мне всякий раз, только выйду. И все время волосы растрепывает, как в Петербурге на мосту — а я привыкнуть не могу, так неудобно, посреди улицы вдруг без шляпы остаться.

Ее звали Анжела. Она произносила — Андзелла, для Леона это имя очень скоро превратилось в Зеллу. Штрих был приятно удивлен, узнав что она тоже приехала в Зурбаган из столицы, как он — да еще, как выяснилось позже, почти в то же время. Она служила здесь учительницей в гимназии, а жила на тихой отдаленной окраине, где снять квартиру было гораздо дешевле. Размер жалования не позволял ей содержать служанку, и за провизией она ходила сама, что не было ей в тягость, поскольку позволяло по пути заглядывать к букинистам, как сегодня. Побывав позже в ее доме, Леон поразился как обилию книг, занимавших все шкафы, полки и углы, так и тому, что они стояли по именам авторов без оглядки на язык. Литература стала первой общей темой их беседы, затем обнаружились и другие, и Зелла с Леоном стали видеться ежедневно.

Была середина августа, жаркое и солнечное лето. Цвели магнолии, шумели на ветру каштаны, выше крыш и балконов, как зеленое море. В пыльном переулке, где дома были все похожи на загородные дачи, один выделялся вывеской — золоченый крендель, в булочной не только продавали хлеб, но и можно было заказать чай или кофе, со сдобной булкой, бубликами или пышками; был небольшой зал, на восемь столиков, у большого окна стоял фикус в горшке. Леон приходил раньше, и садился ближе к окну, попросив чай с хрустящей французской булкой; кофе он не любил.

— Здравствуйте, сударь! Вот, я и пришла. Не надо грустить!

Она называла его именно так, сокращенно от "государь". Приводя слова какого-то классика, Дидро или Вольтера — что все люди должны быть подобны королям: иметь каждый свою свободную страну собственного духовного мира — и встречаться, говорить друг с другом, как подобает государям, а не рабам. Она приходила, в легком светлом платье с узкой талией и очень пышной юбкой — как обычно в Зурбагане наряжались и барышни, и мещанки, и даже, в воскресный день, работницы с фабрик; она постоянно раскрывала над головой сиреневый зонт, даже в сумерки, когда не было ни солнца ни дождя — впрочем, дамы здесь часто поступали так, считая яркие зонтики не защитой от непогоды, а дополнением к наряду; она всегда была в соломенной шляпке, прячущей ее лицо в тени широких полей, чему Леон был не рад и втайне желал порыва ветра, как в тот день — но теперь она всегда завязывала ленты шляпы так туго, что поля сгибало наподобие капора, скрывая милое и прелестное лицо совсем.