Дмитрий Силлов - Кровь охотника

И тут мне реально стало не по себе. Такие глаза я видел у медведя-людоеда в дальневосточной тайге, когда с бандитской пулей в бедре валялся под какой- то корягой. Зверь словно прикидывал, откуда сподручнее начать меня есть, неспешно оглядывая будущий обед с головы до ног.

Но медведь был животным, явлением хоть и смертельно опасным, но понятным. И тогда мне повезло больше, чем ему.

Сейчас же то, что я видел, не лезло ни в какие ворота.

Лисья мордочка Мангуста заметно вытянулась вперед. Гладко выбритые щеки и подбородок стремительно покрывались щетиной. А зрачки глаз стали вертикальными щелочками, более приличествующими животному, нежели человеку, пусть даже со звериным прозвищем.

Я зажмурился и тряхнул головой, прогоняя багровый туман, в котором плавало это жуткое видение. В носу возникло неприятное ощущение, словно у меня вырос небольшой хобот, — организм деликатно напоминал, что мотать башкой в моем состоянии не есть самый лучший способ отгонять от себя монстров. Но метод сработал — когда я открыл глаза, в нескольких метрах от меня стоял и улыбался Мангуст без каких- либо видимых признаков принадлежности к фауне.

Папа Джумбо поднял руку и разрубил ею воздух между мной и Мангустом. Что ж, и вправду пора начинать, пока еще мои неоднократно сотрясенные мозги способны воспринимать более-менее объективную информацию, а бред генерируют лишь эпизодически.

Я шагнул было вперед, поднимая кулаки на уровень лица, — и только-только успел отпрянуть в сторону от летящей на меня смазанной тени, в которую превратился Мангуст. Такого я на записях его боев не видел. Быстр, да, но не настолько, чтобы становиться почти невидимым при перемещениях в пространстве…

Мало кто смог бы уйти от такой атаки без ущерба для себя.

Пальцы Мангуста, согнутые и жестко зафиксированные в положении «лапа леопарда», летели мне в горло. И не отклонись я в сторону чисто на автомате, валяться бы мне сейчас на татами с разбитым кадыком, хрипя и пытаясь протолкнуть в легкие последнюю в моей жизни порцию воздуха. Но меня спасли рефлексы, наработанные за долгие годы, и большой палец противника лишь зацепил и распорол кожу на шее.

Я почувствовал, как тёплое потекло мне на грудь.

Так, еще одна дыра в моем организме за сегодняшний день. Пальцем он вряд ли мог сделать такое, скорее всего, специально ногти отращивает и укрепляет по методам «звериных стилей». В древности китайские ниндзя из клана Линь Гуй смазывали ногти ядом. Слегка царапнул врага — и привет. Хотелось бы верить, что Мангуст не настолько продвинулся в освоении ударов «лапой леопарда».

Однако мне следовало пошевеливаться — промахнувшись, мой противник уже разворачивался для новой атаки.

Кровь из порванной шеи, как ни странно, добавила мне сил — мозг затопила холодная ярость. Парень явно собирался убить меня своим ударом, чего даже в подпольных боях без правил бойцы стараются не допускать.

Что ж, коли так — не обессудьте…

Я почувствовал, как все человеческое покидает меня, словно воздух проколотую шину. Пятая степень жесткости атаки. Состояние берсерка[1]. Когда то, что ты делаешь, от тебя не зависит. Плохое, очень плохое состояние для продвинутого бойца. Бесконтрольная атака на уничтожение. Потом ты вряд ли вспомнишь, что делал и как так получилось, что твой противник валяется на полу, корчась от боли или еще хуже — в виде изуродованного куска мяса без признаков жизни. И потом тоже будет плохо — как от осознания того, что ты наделал, так и от последствий перерасхода нервной энергии.

Но краем сознания я все-таки фиксировал происходящее, словно вися в паре метров над татами и наблюдая за боем немного со стороны. Такое тоже бывает. Кто-то из моих многочисленных тренеров говорил, что в подобном состоянии из человека выходит душа — и отдельные личности в древности могли видеть эти души. А потом те личности называли себя скальдами и сочиняли саги про валькирий, метущихся над полем боя и собирающих души убитых. Хотя, думаю, души берсерков, которых принимали за тех самых валькирий, не охотились за подобными себе, а просто старались в пылу битвы не проворонить собственную воюющую плоть, в которой не осталось ничего человеческого…

Оставляя на полу кровавые следы, я перемалывал пространство перед собой сметающими ударами конечностей наподобие гигантского вентилятора. Как ни был быстр Мангуст, но попадать под такую молотилку в его планы не входило. Потому что никаким блоком не остановить удар, в который вложена масса всего тела, — сметет вместе с блоком. Остается только уходить, маневрировать… и ждать, когда у противника кончатся силы, и он превратится в безвольный мешок из мяса и костей, перерасходовав все допустимые резервы организма.

Но на татами, огороженном стальной сеткой, особо не поманеврируешь — места не хватит. Загнанный в угол Мангуст высоко подпрыгнул, рассчитывая перелететь через меня… и это ему удалось. Однако в момент, когда его ноги коснулись татами, сверху на него обрушился «хаммер» — удар-молот, которым бойцы российского спецназа крушат стопки кирпичей на показательных соревнованиях.

«Хаммер» пришелся по ключице Мангуста. Ребро кулака легко сломало хрупкую косточку и провалилось в мясо. Второй удар — по затылку. Третий — в лицо…

Тело Мангуста сотрясалось под градом ударов. Другой бы уже давно валялся в нокауте, но худой кунгфуист лишь по-кошачьи изгибался, пытаясь уйти от атак, словно в его теле вообще не было костей…

Внезапно картинка смазалась, и я осознал себя в собственном теле.

Я лежал на спине, воткнувшись лопатками в жёсткий японский мат, мои ноги были сцеплены в борцовский захват, а на моем бедре лежал локтевой сустав Мангуста. Обхватив обеими руками его предплечье, я давил книзу, преодолевая силу, которой не может, просто не может быть в руке человека, ломаемой в таком положении.

Я уже видел краем глаза, как медленно, слишком медленно рванулся в нашу сторону Папа Джумбо, стремясь предотвратить фатальную травму…

Но Мангуст не сдавался. Он рванулся, с нечеловеческой силой выдирая руку из захвата, — и мне ничего не оставалось, как прогнуться «мостиком», ставя в нашем поединке логическую точку.

Послышался слабый хруст, рука противника провисла плетью — и тут я ощутил резкую, нестерпимую боль в области икроножной мышцы. Рефлекторно дернувшись, я увидел, что Мангуст висит на моей ноге, вцепившись в нее зубами, словно бультерьер, и жует мое мясо, перехватывая его челюстями и стремясь захватить побольше.

Я резко согнулся, обхватил голову противника и вдавил большие пальцы ему в глазницы. Бесполезно. Я видел, как из уголков его рта брызжет алая артериальная кровь. Моя кровь. Которой я за сегодняшний день и так потерял слишком много. Тварь, грызущая мое мясо, убивала меня, и мне больше ничего не оставалось делать, как резко протолкнуть пальцы в глубь ее черепа.