Роберт Хайнлайн - Свободное владение Фарнхэма. Пасынки Вселенной
Вернувшись в гостиную, он застал сына сидящим в одиночестве. Сев, он произнес:
– Дьюк, я хотел извиниться перед тобой за тот разговор во время обеда.
– Ах, это! Да я уже и думать забыл.
– Я предпочел бы пользоваться твоим уважением, а не снисхождением. Я знаю, что ты не одобряешь мою «дыру». Но ведь ты никогда и не спрашивал, зачем я построил ее.
– А что тут спрашивать? Ты считаешь, что Советский Союз собирается напасть на нас, и надеешься, что укрывшись в земле, спасешься. Обе эти идеи нездоровы по сути. Болезненны. И более чем вредны для матери. Ты просто вынуждаешь ее пить. И мне это не нравится. И еще больше мне не понравилось то, что ты напомнил мне – мне, адвокату! – что я не должен вмешиваться в отношения между мужем и женой.
Дьюк поднялся и сказал:
– Пожалуй, я пойду.
– Сынок, ну пожалуйста, разве защита не имеет права высказаться?
– Что? Ну ладно, ладно, – Дьюк снова сел.
– Я уважаю твое мнение. Я не разделяю его, но я не одинок. Множество людей придерживается моей точки зрения. Хотя, впрочем, большинство американцев и пальцем не пошевелило, чтобы попытаться спастись. Но, как раз в тех вопросах, которые ты упомянул, ты неправ. Я не считаю, что СССР нападет на нас – и я сомневаюсь, что наше убежище спасет кого-нибудь в случае ядерного удара.
– Тогда зачем ты вечно таскаешь в ухе эту штуку, сводя мать с ума?
– Я никогда не попадал в автомобильную катастрофу. Но я застрахован от нее. И бомбоубежище – это тоже своего рода страховка.
– Но ведь ты сам только что заявил, что убежище никого не спасет!
– Нет, это не совсем так. Оно могло бы спасти наши жизни, если бы мы жили милях в ста отсюда. Но Маунтен-Спрингс – цель первостепенного значения… и к тому же, ни один человек не может построить убежище, которое выдержало бы прямое попадание.
– Тогда о чем же беспокоиться?
– Я уже сказал тебе. Это лучшая страховка, которую я могу себе позволить. Наше убежище не выдержит прямого попадания. Но если ракета уйдет немного в сторону, оно выдержит – а ведь русские весьма капризны. Я просто постарался свести риск к минимуму. Это все, что я могу сделать.
Дьюк колебался.
– Отец, дипломат из меня никудышный…
– Тогда и не старайся быть дипломатом.
– В таком случае, я задам вопрос в лоб: стоит ли сводить мать с ума, превращать ее в пьяницу только ради того, чтобы продлить свою жизнь на какие-нибудь несколько лет с помощью этой земляной норы? Да и имеет ли смысл дальнейшая жизнь после войны – когда страна будет опустошена, а все твои друзья – мертвы?
– Может и нет.
– Тогда – зачем все это?
– Дьюк, ты пока не женат.
– Это неоспоримо.
– Сынок, я тоже буду откровенен с тобой. Я уже давным-давно перестал беспокоиться о собственной безопасности. Ты уже взрослый человек и стоишь на собственных ногах, и твоя сестра, хоть она еще и учится в колледже – достаточно взрослая женщина. А что касается меня, – он пожал плечами. – Единственное, что меня еще по-настоящему занимает, так это хорошая партия в бридж. Как ты, наверное, заметил, мы с твоей матерью практически перестали понимать друг друга.
– Да, я вижу это. Но это твоя вина. Это ты ведешь мать к помешательству.
– Если бы все было так просто. Во-первых… ты еще учился на адвоката, когда я построил это убежище – как раз во время Берлинского кризиса. Тогда твоя мать приободрилась и снова стала сама собой. Тогда она за весь день могла выпить один мартини и ей этого вполне хватало – а не четыре, как сегодня вечером. Дьюк, Грэйс просто необходимо это убежище!
– Что ж, может быть. Но ты определенно выводишь ее из себя, снуя по дому с этой затычкой в ухе.
– Вполне возможно. Но у меня нет выбора.
– Что ты имеешь в виду?
– Грэйс – моя жена, сынок. А «любить и заботиться» – включает в себя и заботу о том, чтобы продлить ей жизнь, насколько это в моих силах. Это убежище может сохранить ей жизнь. Но только в том случае, если она будет находиться внутри него. Как по-твоему, за какое время до атаки нас успеют предупредить? В лучше случае, минут за пятнадцать. А для того, чтобы укрыть ее в убежище, достаточно будет и трех минут. Но если я не услышу сигнала тревоги, у нас в распоряжении не окажется и трех минут. Поэтому-то я и слушаю радио непрерывно. Во время любого кризиса.
– А если сигнал поступит в то время, когда ты спишь?
– Когда обстановка напряжена, я сплю с этой пуговицей в ухе. Когда она напряжена до предела – как, например, сегодня, мы с Грэйс ночуем в убежище. Девушкам тоже придется сегодня ночевать там. И ты, если хочешь, можешь присоединиться к нам.
– Пожалуй, нет.
– Напрасно.
– Отец, даже если предположить, что атака возможна – только предположить, потому что русские еще не сошли с ума – так зачем же было строить убежище так близко к стратегической базе? Почему ты не выбрал место, которое было бы равноудалено от любых возможных целей, и построил бы убежище там – опять же, только предполагая, что оно ей необходимо для успокоения нервов, что в принципе возможно – и тем самым избавить мать от ненужных страданий?
Хьюберт Фарнхэм тяжело вздохнул.
– Сынок, она никогда бы не согласилась уехать отсюда. Ведь здесь ее дом.
– Так заставь ее!
– Сынок, тебе приходилось когда-нибудь заставлять женщину делать то, чего она по-настоящему не хочет? Кроме того, дело осложняется еще и ее склонностью к выпивке – с алкоголиками довольно трудно сладить. А я должен по возможности стараться ладить с ней, насколько это в моих силах. И… Дьюк, я уже говорил тебе, что у меня не так-то много причин стараться остаться в живых. И одна из них вот какая…
– Ну, продолжай же.
– Если эти проклятые, лживые подонки когда-нибудь все-таки сбросят свои смертоносные бомбы на Соединенные Штаты, то я хотел бы отправиться на тот свет как подобает настоящему мужчине и гражданину – с восемью мертвыми врагами, лежащими вокруг меня! Фарнхэм выпрямился в кресле.
– Я не шучу, Дьюк. Америка – лучшая страна из всех, что люди создали за свою жизнь, за свою долгую историю, по крайней мере на мой взгляд, и если эти мерзавцы убьют нашу страну, я тоже хотел бы убить хотя бы нескольких из них! Человек восемь, не меньше. И я почувствовал большое облегчение, когда Грэйс наотрез отказалась переезжать.
– Почему?
– Потому что я не хочу быть изгнанным из своего родного дома каким-нибудь крестьянином со свиным рылом и скотскими манерами. Я свободный человек. И надеюсь до конца остаться свободным. Я подготовился к этому, как смог. Но бегство не в моем вкусе. Я… Девочки возвращаются! Вошла Карен, неся напитки, за ней появилась Барбара.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});