Александр Громовский - Феникс

- Да, в общем, так же, - согласился Георг, - только еще с хамскими прибамбасами.

Георга ввели в гулко-мраморный подъезд бывшего элитного дома досоветской постройки. Наши полуночники задержались у конторки консьержа, показав дежурному свои пропуска. Желтый свет из маленького окошка бил наотмашь, слепил глаза, но Георг все же разглядел набриолиненный пробор и цепкие, с собачьим вниманием, глаза. Привратник разинул рот, чтобы задать какой-то вопрос, но Инга сунула ему в окошечко полкроны, и набриолиненный цербер передумал издавать звуки и только с шумом выдохнул воздух.

"У этого ночного консьержа рожа довольно противная, - подумал Георг, по-моему, он любитель подглядывать. И подслушивать..."

Инга предвосхитила озабоченность своего гостя и успокоила его, сказав насчет консьержа:

- Не волнуйся, он новенький, еще толком никого не знает...

Лифт допотопного образца, с металлической сеткой, поглотил припозднившуюся парочку влюбленных и неторопливо, солидно гудя, повез их на седьмое небо. Он и она стояли и смотрели в глаза друг другу. Он был дальнозорким, не носил очков, хотя следовало бы, и потому вблизи не особенно отчетливо видел. И потому с повышенным вниманием смотрел он на лицо, что было так близко от его собственного, на темные ресницы, опущенные на бледную кожу щек, на классический нос и прекрасных пропорций рот. Это лицо без оговорок можно было назвать красивым, в нем превосходно уравновешивались одухотворенность и потаенная чувственность.

Он снова почувствовал прилив возбуждения и притянул женщину к себе, взявшись руками за ее мягко-упругую попку. Она обняла его за шею и, наклонив голову к левому плечу, подставила свои сочные губы для поцелуя. Георг жадно припал к ее отзывчивым устам, словно вампир, пытающийся высосать душу из податливого женского существа. Не знаем, как там насчет души, но порцию приятного, жарко-коньячного духа он получил.

"Сдается мне, что женщина эта - моя лебединая песнь, - не без грусти подумал Георг и не удержался от ерничанья над собой: - или гусиное гоготанье, я бы сказал..."

И еще он подумал, что нужно постараться запомнить все происходящее с ним до мельчайших подробностей: нежнейший атлас внутренней стороны ее губ, пахнущие ароматным шампунем локоны темно-каштановых волос, длинные дрожащие ресницы закрытых глаз...

Он вдруг вспомнил свою первую девушку. Шестьдесят, кажется, девятый год шел тогда. Новогодняя ночь. Они встречали его втроем: он, его сестра и подруга сестры - Виолетта. Сестра рано легла спать, а они с Виолеткой целовались, целовались, целовались, сидя за столиком в комнате, освещаемой мерцающим светом экрана телевизора и трепетным язычком пламени свечи. Целовались, целовались, целовались, пока не загорелась столешница от растаявшей до конца свечи. Потушив огонь, они снова принялись за поцелуи, пока у Виолетты не лопнула кожа на нижней губе и не пошла кровь. "Ну вот, сказал он, - теперь ты уже не девушка"

- Ты хочешь взять меня прямо в лифте? - сказала Инга, переводя дыхание от затянувшегося поцелуя. - Подожди уж, осталось совсем немного...

Они вышли из подъемника, стараясь не грохотать железной дверью. Георг, смущенный последней фразой Инги, с виноватым видом вертел головой по сторонам, пока хозяйка квартиры доставала из сумочки ключи. Площадка эта была необъятных размеров, с какими-то нишами, в коих, надо полагать, раньше, в невообразимо далеком прошлом, стояли в вазах цветы.

- Солидный у вас дом, - с уважением в голосе сказал Георг.

- Да, этот дом видел многих и многое... - ответила Инга, пытаясь отыскать ключи среди кладезя женских мелочей. - Раньше здесь жили состоятельные буржуа, потом, после чистки в августе 1940 года, сюда поселили работников горсовета, после войны с немцами дом отдали в медицинское ведомство, и здесь поселились врачи...

- ...вредители, - закончил Георг фразу Инги.

Она засмеялась, продолжая историю дома: - После врачей...

Глухой ночью, они вылезали из черного лимузина с погашенными фарами и, тихо переговариваясь, входили в полутемный подъезд. Не клацнув отставшей кафельной плиткой пола и не пользуясь лифтом, тихо поднимались они по ступенькам лестницы. Все в черных кожанках, в скрипучих ремнях портупей и блестящих хромовых сапогах, пахнущих креозотом. Они останавливались возле этой, обитой дерматином двери, и ночную настороженную тишину пронзала неотвратимо-властная трель звонка, от которого у жильцов обрывалось сердце и выступал на лбу холодный пот.

На несколько секунд в квартире повисала обморочная тишина. Потом слышались крадущиеся шажки ее несчастных обитателей, и робкий, тихий, дрожащий голос вопрошал: "Кто там?", хотя уже весь дом прекрасно знал - КТО ТАМ! "Гражданин Юнкерс здесь проживает?" - спрашивали люди, стоявшие по эту сторону двери. "А что случилось? - наивно удивлялись по ту сторону двери. "Открывайте, мы из... (назывались страшные четыре буквы)" - "Ой, Боже ж ты мой!"

Робко открываемую дверь распахивали властным рывком и, грохоча сапогами по паркету, они шли в глубь квартиры. "Это какая-то ошибка, мой муж ответственный работник..." (называлась аббревиатура не менее уважаемого учреждения) - "Гражданин Юнкерс?" - "Нет, мы Юргенсы". - "Абрам Линкольнович?" - "Да... то есть нет. Я Абрам Леопольдович..." - "Это неважно, собирайтесь - поедите с нами". - "Как это не важно, когда на лицо явная ошибка. Вы же все безбожно переврали!". - "Органы никогда не ошибаются. Следуйте за нами". - "Куда?" - "В ...! (произносилось известное русское ругательство из пяти букв) И не надо падать в обморок, этот номер у вас не пройдет. Стоять! Да стой же ты, Господи..."

- Ну, вот мы и проснулись. С добрым утречком тебя. - Инга стояла возле открытой двери и улыбалась, поддерживая его за плечо.

- Что? - спросил Георг, разлепляя глаза и отклеиваясь от стены. - Что такое? Который час?

- Два часа, пять минут пополуночи. Ты спал, как слон. Стоя. Ты спал, прислонившись к стене, а я стояла и смотрела на тебя, как ты спишь, потом ты вдруг стал падать, будто тебя подстрелили, насилу удержала...

- Надеюсь, я слюну не пускал? Привычка спать стоя у меня еще с армии. Стоишь, бывало, в наряде... Ха-ха... Первый раз стоял на посту: тишина, вдруг "калашник" - как загремит по камням! Я ничего понять не могу! Оказывается - задремал, уронил автомат. Потом-то у меня оружие клещами не выдернули бы... Я и на ходу приспособился спать. Теперь вот опять изнежился... - Георг прервал себя сам и приобнял Ингу за талию. - Ты прости, умаялся я с этой выставкой. Всю предыдущую ночь готовили экспозицию. Знаешь ведь как у нас: сначала тянут до последнего, потом начинают гнать...

- Следуйте, сударь, за мной. Я сейчас вас взбодрю!

- Не сомневаюсь, - ответил Георг и вошел в огромную прихожую, отделанную с удивительным вкусом. - Ваш плащ, миледи.