Джек Финней - Избранное: Меж двух времен. Рассказы

— Что, по-вашему, я должен вам сказать?

— Что хотите.

— Ну, ладно: почему я?

— Ну что ж, как выражаются политические деятели, я рад, что вы задали этот вопрос Нам нужен не просто любой человек, а такой который обладает определенными качествами. Довольно специфическими качествами, и список их достаточно велик. Кроме того, эти качества должны быть представлены, так сказать, в определенной пропорции. Сначала мы этого не знали. Думали — подойдет почти любой энтузиаст, если он умен и молод. Например, я. Но теперь мы знаем — или думаем, что знаем, — что наш кандидат должен отвечать определенным требованиям и физически, и психологически, и по темпераменту. У вето должен быть особый взгляд на вещи. Он должен обладать способностью, оказывается довольно редкой, видеть все вокруг таким, как оно есть, и одновременно таким, как оно могло бы быть. Если только вы понимаете, что я имею в виду. Может, и понимаете. Может статься, нам нужен именно такой взгляд на мир, какой присущ художнику. Это лишь некоторые из требований к кандидату — есть и другие, но о них я пока умолчу. Вся беда в том, что по той или иной причине нашим требованиям не удовлетворяет почти никто на Земле. Единственным целесообразным способом выявления возможных кандидатур оказалось изучение армейских тестов для новобранцев — вы их, наверно, помните…

— Смутно.

— Уж и не знаю, сколько подобных тестов пришлось проанализировать, это вне моей компетенции. Вероятно, миллионы. На первой стадии применяются электронно-вычислительные машины — они отделяют всех, кто явно не подходит. А таких абсолютное большинство. После этого в дело включаются живые люди. Мы не хотим пропустить ни одной возможной кандидатуры — потому что выяснили, что их чертовски мало. Мы просмотрели бог знает сколько миллионов личных дел на военнослужащих обоих полов. Почему-то среди женщин кандидаты выявляются чаще, чем среди мужчин; хотелось бы, чтобы в армии было больше женщин. Но так или иначе некто Саймон Л. Морли с названным вами многозначным воинским номером похож на вероятного кандидата. Как случилось, что вы дослужились только до ефрейтора?

— Отсутствие наклонностей к шагистике и прочим идиотским вещам.

— Кажется, это называется «что ни шаг, то с левой»? Из всех выявленных нами кандидатов — а их всего-то около сотни — примерно пятьдесят выслушали то же, что и вы до сих пор, и наотрез отказались. Пятьдесят других согласились, но более сорока из них провалились на последующих испытаниях. И вот после чертовой уймы работы у нас остались пять мужчин и две женщины, которые, быть может, подойдут. Большинство из них, если не все, вероятно, не смогут выполнить первое же настоящее задание — у нас нет ни одного, в ком мы можем быть действительно уверены. Мы хотели бы заполучить кандидатов двадцать пять, если сумеем. Хотели бы сотню, да не верим, что столько наберется во всем мире; во всяком случае, мы не ведаем, как их разыскать. И вот вы, возможно, один из немногих…

— Ну и ну!

У Пятьдесят девятой улицы мы остановились по сигналу светофора, я увидел своего собеседника в профиль и сказал:

— Рюбен Прайен. Ну да! Вы же играли в регби. Когда это было? Лет десять назад…

Он повернулся ко мне с улыбкой.

— Вспомнили!.. Только было это пятнадцать лет назад — я вовсе не так завидно молод, как вам, наверно, кажется.

— За кого же вы играли? Что-то я не припомню.

Зажегся зеленый свет, и мы сошли с тротуара на мостовую.

— Уэст-Пойнт[1].

— Так я и знал! Значит, вы в армии?

— Ну да…

Я затряс головой.

— Тогда прошу прощения, но меня вы не заманите. Придется вам вызвать пятерку дюжих ребят из военной полиции и тащить меня волоком, и то я буду орать и лягаться всю дорогу. Перспектива бессонных ночей в армии меня не соблазняет, я свое отслужил.

Мы пересекли улицу, поднялись на тротуар, потом свернули на грунтовую аллею Сентрал-парка и пошли вдоль нее, высматривая свободную скамейку.

— Чем же плоха армия? — спросил Рюбен с напускной обидой.

— Вы сказали, вам понадобится час. Мне потребовалась бы неделя, чтобы только перечислить по пунктам…

— Ладно, не надо в армию. Идите во флот, мы вам присвоим любое звание от мичмана до капитан-лейтенанта. Или в министерство внутренних дел, — Рюбен снова был в хорошем настроении, — в министерство связи, если хотите. Выбирайте себе любое правительственное ведомство, кроме госдепартамента и дипломатического корпуса. Любую должность, лишь бы она была не выборная и с окладом не выше двенадцати тысяч долларов в год. Потому что, Сай, — можно мне называть вас Сай?..

— Разумеется.

— А вы зовите меня Рюб, если хотите. Так вот, Сай, неважно, где вы будете числиться в штате. Когда я говорю, что проект секретный, я имею в виду именно то, что говорю. Наш бюджет рассыпан по бухгалтериям всевозможных департаментов и бюро, а сотрудники наши числятся где угодно, только не у нас. Официально нас просто не существует, а я — да, я все еще военный. Служба идет, пенсия приближается, и, кроме того, как ни странно, но армия мне нравится. Правда, мундир мой висит в шкафу, честь я никому сейчас не отдаю, а приказы по большей части получаю от историка, временно откомандированного из Колумбийского университета… На скамейках в тени прохладно, давайте сядем на солнышке.

Мы выбрали местечко метрах в десяти от аллеи подле большого черного валуна, присели на солнечной стороне, откинувшись на теплый камень, и развернули свои бутерброды. К югу, западу и востоку вздымались громады зданий, нависали над границами парка, как банда, готовая напасть на него и залить всю зелень бетоном.

— Вы, наверно, еще в школу ходили, когда читали про Рюба Прайена, быстроногого полузащитника…

— Наверно. Мне сейчас двадцать восемь.

Я откусил кусок бутерброда.

— Вам будет двадцать восемь одиннадцатого марта, — сказал Рюб.

— Вы и это знаете? Ваши сыщики недаром хлеб едят…

— Это же у вас в армейском личном деле записано. Но нам известно кое-что, чего там нет. Например, мы знаем, что два года назад вы развелись с женой, и знаем, почему.

— А вы не могли бы мне рассказать, почему? Я лично все еще не знаю.

— Вы все равно не поймете. Нам также известно, что за последние пять месяцев вы встречались с девятью женщинами и только с четырьмя из них больше одного раза. Что за последние полтора месяца все отчетливее выделяется одна. Тем не менее мы полагаем, что для второго брака вы еще не созрели. Может, вы и подумываете об этом, но, наверно, все еще боитесь. У вас есть два приятеля, с которыми вы время от времени обедаете вместе или ужинаете. Родители ваши умерли. У вас нет ни братьев, ни…