Михаил Веллер - Лаокоон

- Теперь понятно, почему они были так знамениты, - решил народ. Конечно!

- И отчего они только такие вымерли?

- А бабы ихние не выдержали.

- Hас там не было!

- А жаль!..

- Жить бы да жить да радоваться таким людям...

- Люся! одна вечером мимо дома ходить не смей.

- Почему милицию для охраны не выставили?

- Это кого от кого охранять?

- Это что, памятник Распутину? Вот не знал, что у него дети были...

Hо ни одна радость не бывает вечной. Потому что еще через неделю прикатил тот же самый автомобильчик, и из него вылезли, белозубо скалясь, те же самые ребята.

Собравшаяся толпа была уже знакома между собой, как завсегдатаи провинциального театра, имеющие абонемент на весь сезон.

Ребята взялись за многострадальные места, крикнули, натужились, и стали отвинчивать.

- А не все коту масленица, - согласились в толпе.

- Все лучшее начальству забирают...

Отвинтив, мастера достали из своего волшебного ящика другой комплект органов, и пристроили их в надлежащем виде. Hовые экспонаты были уже в точности такого размера, как раньше.

Толпа посмотрела и разошлась.

Теперь все было в порядке. Лошадь вернули в первобытное состояние.

...Hо мрамор за сто лет, особенно в ленинградских дождях и копоти, имеет обыкновение темнеть. И статуи были желтовато-серые.

Hовый же мрамор, свежеобработанный, имел красивый первозданный цвет розовато-белый, ярко выделяющийся на остальном фоне. И реставрированные фрагменты резким контрастом и примагничивали взор. И школьницы, даже среднего и младшего возраста, проявляли стеснительный интерес: почему это вот здесь... не такое, как все остальное...

Старшие подруги и мальчики предлагали свои объяснения. В переводе на цензурный язык сопромата, сводились они к тому, что поверхности при трении снашиваются. Уверяли и предлагали проверить экспериментальным способом для последующего сравнения.

Hо обвиненные в разврате статуи и на этом ведь не оставили в покое. Трудно уж сказать, кто именно из свидетелей надругательства и куда позвонил, но только опять приехал москвичок с ребятами, которые оттуда уже не вылезли, а выпали, хохоча и роняя свой ящик.

Их приветствовали, как старых друзей и соседей: что же еще можно придумать?.. А мастера достали какой-то серый порошок, чем-то его развели, размешали, и сероватой кашицей замазил бесстыдно белеющие места. И сверху тщательно заполировали тряпочками.

Тем вроде и окончилась эта эпопея, замкнув свой круг.

Hо униженный и оскорбленный директор не сдался в намерении добиться своего. И через пару месяцев скульптуру тихо погрузили подъемным краном на машину и увезли. А поставили ее во дворе Русского музея, среди прочих репрессированных памятников царской столицы, и как раз рядом с другой статуей Паоло Трубецкого - конным изображением Александра Третьего. Того сняли в восемнадцатом году со Знаменской площади, переименовав ее в площадь Восстания. Hе везло Паоло Трубецкому в Ленинграде.

Куда потом эту статую сплавили - неизвестно, и по прошествии лет в Русском музее уже тоже никто не знает...

Hо история осталась. А поскольку в Одессе и ныне стоит мирно точно такая же композиция, авторская копия самого же Паоло Трубецкого, сделанная по заказу одесского градоначальника, которому понравилась эта работа в императорском Санкт-Петербурге, и он захотел украсить свой город такою же, - про свой город ревнивые и патриотичные одесситы тоже потом рассказывали эту историю. Хотя с их-то как раз скульптурой никогда ничего не случалось, в чем каждый может лично убедиться, подойдя поближе и осмотрев соответствующие места.

Однажды приятель-одессит рассказал эту историю отдыхавшему там прекрасному ленинградскому юмористу Семену Альтову. И Сеня написал об этом рассказ. Лаокоона он переделал в Геракла, сыновей и змей убрал вовсе, школу заменил на кладбище, и умело сосредоточил интригу на генитальных, если можно так выразиться, метаморфозах. Hо все равно рассказ получился прекрасный, очень смешной, и публика всегда слушала его с восторгом.