Дин Кунц - Улица Теней, 77

В «Пендлтоне» пост службы безопасности находился в западной части подвала, между квартирой управляющего и центральной отопительно-охладительной установкой. Помещение восемнадцать на тридцать шесть футов, пусть и без единого окна, выглядело уютным и не вызывало приступов клаустрофобии. Микроволновая печь, кофеварка, холодильник и раковина обеспечивали большинство домашних удобств.

Униформа цвета хаки выглядела дурацкой, и от уборщика Девон отличался только благодаря широкому кожаному ремню, к которому крепились чехол для баллончика с перечным газом, связка ключей, маленький фонарик на светодиодах и кобура с пистолетом «Спрингфилд армори ХДМ» под патроны «.45 АСР».[3] В роскошном кондоминиуме уровня «Пендлтона» вероятность использования охранником такого пистолета по назначению существенно превосходила вероятность того, что инопланетяне могли похитить этого самого охранника по пути с работы домой.

Прежде всего ему надлежало контролировать камеры наблюдения, работавшие двадцать четыре часа в сутки. Изредка, дважды в смену, но в разное день ото дня время, он мог глотнуть свежего воздуха, пройдясь по подвалу, первому этажу и двору. Прогулка эта занимала у него четверть часа.

На каждый из шести настенных плазменных экранов выводились «картинки» четырех камер наблюдения. С помощью сенсорной контрольной панели «Крестрон» Девон мог мгновенно, если замечал что-то подозрительное, развернуть изображение с любой камеры на полный экран, чего делать ему еще никогда не доводилось. Дом 77 по улице Теней считался самым мирным адресом во всем городе.

Разумеется, в «Пендлтоне» жили и хорошие люди, и ублюдки, но ассоциация владельцев квартир заботилась о своих сотрудниках. Сидел Девон на комфортабельном офисном стуле «Герман Миллер».[4] В холодильнике стояли бутылки с минеральной водой, свежие сливки, различные ароматические добавки для кофе, чтобы дежуривший охранник мог пить именно тот кофе, которому отдавал предпочтение.

Девон пил как раз ямайско-колумбийский с легким привкусом корицы, когда короткий двойной звонок сообщил ему, что кто-то открыл дверь с улицы, чтобы войти в вестибюль. Девон посмотрел на соответствующий плазменный экран, развернул «картинку» с камеры, установленной в вестибюле, и увидел сенатора Эрла Блэндона, входящего из декабрьской ночи.

Блэндон по праву относился к ублюдкам. Ему полагалось сидеть в тюрьме, но он купил себе свободу, наняв адвокатов, которые носили костюмы стоимостью в пять тысяч долларов. Несомненно, он также пригрозил, что половина его политической партии сядет вместе с ним, если они не дернут за веревочки своих марионеток-прокуроров и марионеток-судей, чтобы «Маппет-шоу», именуемое правосудием, следовало написанному им сценарию.

Служба в полиции превратила Девона в циника.

С густыми седыми волосами и лицом, которое прекрасно смотрелось бы на древнеримской монете, Блэндон по-прежнему выглядел сенатором и, вероятно, полагал, что благодаря одной только внешности может рассчитывать на уважение, которое выказывалось ему до того, как он обесчестил занимаемый им пост. Держался он всегда холодно, пренебрежительно, нагло, а сейчас ему определенно требовалось вырвать волосы из ушей. Эта мелочь зачаровала Девона, который всегда предъявлял очень высокие требования к внешнему виду и стремился им соответствовать.

За прошедшие годы Блэндон выпил так много, что у него выработался иммунитет к видимым признакам опьянения. Он более не выдавал свое состояние заплетающимся языком или нетвердой походкой. Крепко набравшись, он не пошатывался, шагал, расправив плечи и еще выше задирая подбородок. Поэтому о количестве принятого на грудь говорили безупречность осанки и гордо вскинутая голова.

Норман Фикксер, ночной консьерж, открыл замок внутренней двери вестибюля. Монитор контроля дверей отреагировал звуковым сигналом.

Хотя Блэндону полагалось сидеть в тюрьме, а не жить в ультрадорогом кондоминиуме, ему тем не менее принадлежала одна из квартир. И, как любой резидент, он имел право на уединение, даже когда находился в местах общественного пользования «Пендлтона». Девон Мерфи никогда не следил — посредством камер наблюдения — за живущими в доме ни в коридорах, ни в лифтах. Исключение делал лишь для бывшего сенатора, который мог выкинуть какой-нибудь фортель.

Однажды, пройдя вестибюль и оказавшись в коридоре первого этажа, сильно набравшийся Блэндон более не мог гордо вышагивать, а потому опустился на четвереньки и пополз к северному лифту. На четвереньках же он выполз из лифта на третьем этаже. В другой раз, тоже вернувшись далеко за полночь, он уверенно проследовал мимо лифта, повернул за угол в северное крыло, внезапно потерял ориентировку, открыл дверь комнаты, где переодевались консьержи, и, очевидно спутав ее с ванной комнатой, помочился на пол.

После того случая комнату, в которой переодевались консьержи, всегда запирали, когда ею не пользовались.

В этот день Блэндон достаточно легко нашел лифт и вошел в кабину с достоинством короля, поднимающегося в королевскую карету. Он нажал кнопку третьего этажа, когда двери сомкнулись, бросил короткий взгляд на камеру наблюдения, а уж потом, с крайним презрением на лице, оглядел птичье-облачное великолепие.

Бывший сенатор написал два длинных письма в ассоциацию владельцев квартир, критикуя росписи на стенах и потолке лифта с позиции знатока живописи, каковым полагал себя. Совет директоров, в который входил как минимум один истинный ценитель искусства, нашел эти письма пренебрежительными, конфронтационными, вызывающими тревогу. Службу безопасности попросили следить за поведением Эрла Блэндона в лифте, если он возвращался домой навеселе, из опасений, что он может повредить роспись, но именно попросили, а не дали прямое указание.

Теперь же, когда кабина лифта миновала второй этаж, случилось что-то беспрецедентное. На лице сенатора отразилось крайнее изумление… а в следующее мгновение по экрану побежали полосы помех, полностью скрыв кабину лифта. Такого никогда раньше не бывало. И с пятью остальными экранами, на которые выводились «картинки» двадцати камер, произошло то же самое. Система наблюдения ослепла.

Одновременно Девон услышал барабанную дробь, приглушенную, странную, на пределе слышимости. А через подошвы туфель почувствовал вибрацию бетонного пола, синхронизированную с барабанной дробью.

Он не встревожился, потому что датчики контроля дверей и окон по-прежнему работали, а на пульте горели только зеленые индикаторные лампочки. Никто и нигде не пытался проникнуть в «Пендлтон». Если бы барабанная дробь стала громче, а вибрация усилилась, тогда недоумение Девона могло бы перерасти в предчувствие чего-то дурного.